Спина юноши стала прямой при столь явном свидетельстве язычества, а верхняя губа вытянулась, когда он заметил свиной загон, пристроенный к одной из стен храма, и пару мужланов в придачу. Облаченные в потертую кожу и пледы, они лениво болтали, опершись на жерди ограды.
— Нет, ей-богу, свиньи могут предсказывать погоду, — говорил один, протягивая палку, чтобы почесать спину громоздящейся в загоне чудовищной черной свинье. — Кливи пишет об этом в своем «Земледельце», да я и сам не раз это замечал. И еще они смышленые, смышленей собак. Моя тетка Мэри (ты помнишь тетю Мэри?) пробовала их учить еще поросятами и, знаешь, выучила одного, белого — он за ней туфли таскал.
— Да ну? — сказал второй, скребя в затылке. Дженни направила лошадь в их сторону, и Гарет, раздраженно ерзая в седле, был вынужден последовать за ней.
— Точно говорю! — Тот, что повыше, причмокнул губами, и свинья приподняла в ответ рыло с хрюканьем, выражавшим нежнейшую привязанность. — В «Аналектах» Полиборуса сказано, что в Древних Культах свиньям поклонялись, причем не как дьяволам (это все папаша Гиеро выдумал), а как Богиням Луны. — Он толкнул очки в стальной оправе повыше, к седловине своего длинного носа — забавный жест для человека, стоящего по щиколотку в свином помете.
— А и взаправду! — подхватил второй. — Старушка эта, когда еще молодая была и вовсю бегала, представляешь, дверь из загона отворять научилась. Только, бывало… О! — Он торопливо поклонился, заметив Дженни и раздосадованного Гарета, сидящих молча в седлах.
Тот, что повыше, обернулся. Карие глаза за толстыми стеклами очков встретились с глазами Дженни, утратили свою обычную настороженность, оттаяли внезапно и озорно просветлели. Среднего роста, не очень-то располагающий к себе, лохматый и небритый, в вечной своей старой кожаной куртке и волчьем камзоле, залатанном кусочками металла и обрывками кольчуги, чтобы уберечь суставы, — что в нем было такого, в который раз удивилась она, что и после десяти лет наполняло ее абсурдной ребяческой радостью?!
— Джен! — Он улыбнулся и протянул ей руки. Она приняла их и, соскользнув с седла, оказалась в его объятиях, в то время как Гарет, неодобрительно на это поглядывая, все никак не мог задать свой главный вопрос.
— Джон, — сказала она и повернулась к юноше, — это Гарет из рода Маглошелдонов. А это — лорд Джон Аверсин Драконья Погибель из Алин Холда.
Гарет утратил дар речи. Взгляд его стал тупым, как у оглушенного ударом по шлему. Потом с излишней торопливостью он стал слезать с седла, зацепил раненую руку, выдохнул резко. Вряд ли ему приходило в распаленную фантазиями голову, подумала Дженни, что он встретит героя своих баллад пешим, да еще и по щиколотку в грязи у свиного загона. Судя по выражению лица, Гарет, хотя и знал прекрасно, что с высоты его роста любой покажется коротышкой, все же был поражен, увидев, что легендарный лорд почти на голову ниже его. И вряд ли в какой-нибудь балладе упоминалось о такой детали, как очки.
Гарет все еще хранил молчание. Аверсин, с обычной своей дьявольской безошибочностью истолковав поведение гостя, сказал:
— Я бы предъявил вам шрамы от драконьих шипов, но они, поверьте, расположены в таких местах, что я не могу это сделать на людях.
Но в Гарете уже заговорила благородная кровь и, наверное (предположила Дженни), придворный стоицизм, заставляющий соблюдать этикет, несмотря на угрозу жизни и боль в грубо забинтованной руке. Юноша исполнил достойный всяческих похвал приветственный поклон, затем выпрямился (складки плаща лежали печально и надменно), надвинул покореженные очки поглубже на переносицу и голосом дрожащим, но странно решительным объявил:
— Милорд Драконья Погибель, я прискакал с юга, чтобы передать вам послание от короля Уриена Белмари.
Казалось, он собирается с силами для произнесения следующих слов — торжественно-роковых, как обрывки баллад о золотых мечах и светлых плюмажах, и плевать ему было на запах свинарника, равно как и на заморосивший внезапно холодный дождь.
— Милорд Аверсин, я послан, чтобы призвать вас на юг. Там явился дракон и разрушил уже Бездну Ильфердина, город гномов, и залег в нем, всего в пятнадцати милях от Бела, королевской столицы. Лорд Аверсин! Король просит вас прийти и убить дракона, пока страна не погибла.
Выговорив слова, ради которых был послан, юноша выпрямился и с благородной мученической отрешенностью на лице, как и подобает доброму гонцу из старых баллад, пошатнулся и осел на скользкую истоптанную грязь в глубоком обмороке.
2
Дождь уныло и ровно барабанил по стенам разрушающейся башни. Единственная комната для гостей никогда не бывала хорошо освещена. И хотя сейчас едва перевалило за полдень, Дженни пришлось вызвать тусклый голубоватый шар ведьминого огня, чтобы осветить стол, на котором она разложила содержимое своей лекарской сумки. Все остальное пространство тесной спальни было занавешено тенями.
В постели беспокойно спал Гарет. Воздух был полон аромата высушенных размельченных трав. Ведьмин огонь бросал ясные мелковолокнистые полутени вокруг похожих на мумии корней и стручков, лежащих в вычерченных Дженни окружностях. Медленно, руну за руной, она творила над ними исцеляющие заклинания, каждое — с его собственным Ограничением, чтобы избежать слишком быстрого выздоровления, куда более вредного, чем сам недуг. Пальцы терпеливо вырисовывали знаки, разум призывал качества этого мира — каждому знаку свое. Известно, что великие маги могут видеть силу начертанных ими рун (говорят, она подобна холодному свечению над исцеляющими порошками) и даже ощущать ее как свет, исходящий из кончиков пальцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15