Ее сын был рассеян, непрерывно все терял и потом шатался по квартире и ныл
, что злые люди все специально от него попрятали. Он был ленив, все уроки де
лал за пять минут, но и этих пяти минут ему хватало, чтобы учиться прилично
, а по некоторым дисциплинам просто блестяще, что для Маши, все науки бравш
ей исключительно упорством, то есть той самой чугунной задницей, оставал
ось загадкой. Он обладал чувством юмора, всегда был готов прийти на помощ
ь, чувствовал ответственность за семью, в которой были одни женщины, и люб
ил пожаловаться на то, что невыносимо устал, специально для того, чтобы ег
о жалели. Жалость он любил не просто какую-нибудь, а деятельную Ч чтобы ч
есали спинку, наливали чаю, делали бутерброд и давали кашу с вареньем. Он б
ыл честолюбив и однажды, выиграв теннисный турнир, весь вечер прошатался
в халате, с голой худосочной грудью, на которой болталась заслуженная «з
олотая медаль» из жести на триколорной ленточке. Медалью Сильвестр очен
ь гордился.
Ему только что стукнуло двенадцать лет.
Родионов раньше его никогда не видел. Впрочем, нет, видел один раз, когда С
ильвестр приезжал к Маше на работу, то есть к Родионову домой, но она тогда
быстренько вытолкала сына вон, и он, помнится, ждал мать на лавочке у подъ
езда.
Ч Мам, а чего там в этой столовой, а? Я тебе сразу говорю, я борщ не буду!
Ч Если хочешь есть, будешь все, Ч отрезала Маша.
Ч Да не буду я борщ! Не хочу я его!
Ч А ты чего хочешь?
Родионов в семейную перепалку не вмешивался, помалкивал, но Маша, вдруг о
сознав, что он рядом, разговоры про борщ моментально свернула.
Тут и до издательства доехали, и оказалось, что даже не опоздали.
Ч Я сразу к Маркову, Ч сказал Родионов раздраженно, как только Маша при
парковалась и приказала сыну вылезать. Раздражение возникло оттого, что
сейчас опять придется объясняться по поводу рукописи, которой как не был
о, так и нет. Ч А ты в пиар-отдел давай. И спроси про билеты.
Иногда с ним такое бывало, он любил поруководить Машей относительно чего
-то такого, что уже давным-давно не имело к нему никакого касательства.
Вот, к примеру, спросить про билеты в Киев. Или узнать, заправляла ли она ма
шину.
Ч Хорошо, Дмитрий Андреевич.
За чистыми высокими стеклами нового офисного здания угадывалась конто
рка и прохладный плиточный пол, и охранники за конторкой, завидев их, изда
ли приветливо улыбались, и в идеально промытом стекле Маша поймала отраж
ение их троицы Ч очень красивое. По крайней мере, ей так показалось. Здоро
венный, ухоженный Родионов, она сама в пиджачке и с портфелем, настоящая б
изнес-леди, и Сильвестр, загребающий уличную пыль раздолбанными кроссов
ками, в джинсах и майке навыпуск. На майке спереди была нарисована чудови
щная морда и написано кровью «Рамштайн», а на спине загадочные символы. В
прочем, спина в стекле не отражалась.
Они вошли, и турникет послушно повернулся Ч знак особого уважения охран
ы, которая не то что пропусков у великого не спрашивала, но и переключала с
вои кнопки даже раньше, чем следовало.
Родионову нужно было на шестой этаж, а Маша с Сильвестром вышли на пятом, г
де располагались пресс-служба и пиар-отдел. Она не сказала никаких напут
ственных привычных слов, вроде того, что «Я буду ждать вас там-то и там-то,
возвращайтесь скорей», и он на миг почувствовал себя брошенным.
Это она из-за сына, решил Родионов, рассматривая в зеркале свое небритое о
тражение. У нее голова занята Сильвестром и тем, что наговорил по телефон
у тот придурок.
Аркадий Воздвиженский был не только «неорганизованным», но еще и крайне
равнодушным человеком. Он знал за собой эту черту и старался всячески ее
маскировать Ч там, где ему представлялось нужным. Он особенно вниматель
но слушал собеседников, до коих ему не было никакого дела, но которые могл
и пригодиться в его дальнейшей жизни и карьере, и прослыл очень внимател
ьным и чутким человеком. Он оказывал нужным ему людям мелкие услуги, кото
рые ему самому ничего не стоили, но казались важными тем, кому он их оказыв
ал, и прослыл отзывчивым. Вот, к примеру, он предложил Маше заехать за ее сы
ном в школу, и она наверняка преисполнилась благодарности и еще раз убед
илась в том, какой ее шеф душевный человек!
А он вовсе не от душевности, а от равнодушия предложил-то!
Ну, какая ему разница, с сыном ехать или без оного?!
Секретаршина семья не имела к нему никакого отношения, и никогда он ею не
интересовался, и поэтому сейчас ему было как-то… непривычно, что ли. Он ни
когда не интересовался тем, что происходит с Машей за порогом его кварти
ры Ч куда она идет и что делает там, куда пришла, и что представляют собой
ее родители и есть ли у нее, скажем, садовый участок под Егорьевском. А тут
вдруг сын Сильвестр оказался вполне материальным, и Родионова это… смущ
ало. Он неожиданно подумал, что если ему двенадцать, а Маше двадцать девят
ь, значит, она родила его в нежном возрасте семнадцати лет, и это показалос
ь ему странным.
Или ей не двадцать девять, и он все перепутал?…
Это тоже от равнодушия, сказал он себе. Тебе нет дела ни до кого, кроме твои
х героев. Вот и до Маши никакого нет. Просто тебе с ней удобно, гораздо, гора
здо удобнее, чем с ее предшественницами и предшественниками.
Лифт тренькнул, разъехались блестящие двери, и Родионов вышел на пустынн
ую площадку шестого этажа. Здесь никто никогда не курил, не толкался, не об
менивался новостями, не шептал друг другу в уши свежие сплетни. Здесь был
о чисто, чинно, хорошо пахло, и ни один звук сюда, в «поднебесную», не долета
л «снизу», оттуда, где обитали простые смертные с их простыми радостями и
печалями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16