.. Куда ты? — сказал Матвей.Но Степан привыкал к новому состоянию. Силы потихоньку возвращались к нему.— Когда Ларька с Фролом приедут? — спросил.— Седня пожалуют, — ответил Любим.— Алена с имя?— Алена здесь. Счас покличу. — Матвей вышел из куреня.— Правда, на Волге-то?.. — спросил Степан старика. — Или прибавляет?Дед Любим подумал.— Не знаю, как тебе сказать. Поднялось много. С Осиповым, с Васькой Федоровым, Харитонов — эти вроде войском держутся, остальные — кто в лес, кто куда… Разлилось широко, а мелко, это он верно говорит. Туда зовет?Степан опять в волнении встал. И устоял.— Глубоко будет. Корнея с Мишкой надо убить. Это мой промах: я их жить оставил. Завтра… Мы где?— В Качалинском.— Завтра в Кагальник поедем. Вот вам и конец! — воскликнул Степан, неведомо к кому обращаясь. — Начало только, а вы — конец!В душу Степана наливалась сила, а с силой вместе — вера. Раз он поднялся, то какой же это конец! Муть в голове и слабость — пройдет, живая радость загудела в крови, уже он начал всего себя хорошо слышать и чувствовать.— Окрепни сперва. Не торопись, — посоветовал Любим.— Окрепну.— Конешно, появись ты теперь на Волге…— Надо с казаками появиться.— Казаки-то…Вбежала Алена:— Родимый ты мой!.. Степушка!.. — Повисла на шее мужа. — Да царица ты небесная, матушка-а!..— Ну, ну, только не выть, — предупредил Степан.Дед Любим поднялся, сказал сам себе:— Пойду приму сиухи. Во здравие. Можеть, принесть кварту?— Не надо, — отказался Степан.Любим ушел. Пошел искать Матвея, чтобы с ним выпить. Знал, что Матвей пить не станет — не пьет, но про Исуса доскажет. За время долгой болезни атамана, выхаживая его, старый казак сдружился с умным Матвеем, любил его рассказы.Обо всем успели поговорить Степан с женой. Осталось главное: что делать дальше? Алена знала, что делать, — ей подсказал Корней Яковлев. Она тайком виделась с ним.— Степушка, родимый, согласися. Пошто ты его врагом-то зовешь? Он вон как об тебе печалится…— Дура! — Степан встал с кровати, заходил по куреню. Алена осталась сидеть. — Ах, дура!.. Приголубили ее. Он — лиса, я его знаю. Чего он говорит?— Поедем, говорит, с им вместе, он повинится царю — царь помилует. Было так — винились…— Зачем же он с войной на Кагальник приходил?— Они тебя опять сбивать станут, смутьяны… Он хотел их переимать, твоих…— Тьфу!.. — Степан долго ходил туда-сюда в сильном раздражении. — И ты мне говоришь такое!— Кто же тебе говорить будет? Смутьяны твои? Они ждут не дождутся, когда ты на ноги станешь. Им опять уж не терпится, руки чешутся — скорей воевать надо, чтоб их черт побрал. Согласись, Степушка!.. Съезди к царю, склони голову, хватит уж тебе. Слава богу, живой остался. Молебен царице небесной отслужим да и станем жить, как все добрые люди. Чего тебе надо ишо? Всю голь не пригреешь — ее на Руси много.— Сам он к царю ездил? После Мишки-то…— Иван Аверкиев с казаками. В двенадцать. А царь, слышно, заслал их в Холмогоры — не верит. Раз, мол, присылали, а толку…— Собака, — с сердцем сказал Степан, думая о своем. — Помутил Дон. Я его живого сожгу!.. И всю старшину, всех домовитых!.. Не говори мне больше такие слова, не зли — я ишо слабый. К Корнею я приду в гости. Я к им приду! Пусть зараньше в Москву бегут.Алена заплакала:— Не обманывает он тебя, Степушка!.. Поверь ты. Не с одной мной говорил, с Матреной тоже, с Фролом…— Он знает, с кем говорить.— Он говорил: Ермака миловал царь, тебя тоже помилует. Расскажешь ему на Москве, какие обиды тебя на грех такой толкнули… Он сам с тобой поедет. Не лиходей он тебе, не чужой…— Хватит. Вытри слезы. Афонька как?— Ничо. С бабкой Матреной там… Она прихворнула. Повинись, Степушка, родной мой…— Тут кони есть? — спросил Степан.— Есть.— Покличь деда с Матвеем. Сама тоже собирайся.— Слабый ты ишо. Куда?— Иди покличь. Не сердись на меня, но… с такими разговорами больше не лезь.— Господи, господи!.. — громко воскликнула Алена. — Не видать мне, видно, счастья, на роду, видно, проклятая… — Она заплакала.— Что ж ты воешь-то, Алена! Радоваться надо — поднялся, а ты воешь.— Я бы радовалась, если б ты унялся теперь. А то заране сердце обмирает. Уймись, Степан… Корней не лиходей тебе.— Уймусь. Как ни одного боярина на Руси не станет, так уймусь. Потерпи маленько. Иди покличь деда. И не реви…Пришли дед с Матвеем. У деда покраснел нос.— Степан, ты послушай-ка про Исуса-то… — начал было Любим, но Степан не дал ему.— Завтра в Кагальник поедем, — сказал он. — Собирайтесь.Но в Кагальник они приехали только через неделю: пять дней еще Степан отлеживался. 10 В Кагальник прибыли, когда уж день стал гаснуть.Казаки — триста самых отпетых и преданных — встретили атамана с радостью великой, неподдельной.— Батька! Со здравием тебя!.. — орали.— Поднялся! Мы Зосиму молили тут…— Здоров, батюшка!Высыпали из землянок, окружили атамана, здоровались. Степан тоже улыбался, оглядывал всех… Похоже, можно начинать все сначала. Никакой тут беды нет, она тут не ночевала.«Матвей, Матвей… не знаешь ты казаков, — думал он. — Мужик, он, может, и обозлился, и махает там оглоблей, на Волге-то, но где ты таких соколов беззаветных найдешь, таких ловкачей вертких, где еще есть такие головушки буйные?..»Степан подавал всем руку, а кого и обнимал.— Здорово, братцы! Как вы тут?— Заждались тебя!— Ну, добре. Радый и я вас всех видеть… Слава богу! Все хорошо будет.Вышли навстречу атаману Ларька, сотники, брат Фрол…— Слыхал? Корней-то с Мишкой войной на нас приходили! — издали еще весело известил Ларька.— Что ж ты радуисся? — спросил Степан, отдавая коня в чьи-то руки. — Горевать надо… Или — как? — Поздоровался с есаулом, с сотниками, с братом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121