Ближе Старик не подпускал. Тайна
нетупевших акинаков принадлежала двоим: ему и луне. Недаром акинак ковался
в ту ночь, когда вся сила луны при ней. Избыток она отдавала взамен на
тайное слово. Старик это слово знал. Он был ведун.
Тех, кто ведает тайны металла, земли и неба, люди боятся. В кочевьях
даже имя ведуна не смели произносить и называли его Царант - "Старый",
"Старик".
- Ведун. Сто лет живет. Деды не помнят, когда он родился.
- Его стрелы заговоренные. Его копья пробивают медную доску толщиной
в три пальца.
- В ночь полной луны в него вселяется дух. Сама луна бросает на
наковальню нетупеющий акинак.
- Он оборотень, он способен обернуться с волка с зубами острее его
клинков.
Это и многое другое говорили люди о Старике. Но шли к нему из далеких
и ближних кочевий. Во всей степи не было мастера лучшего, чем Старик.
- Смотри, - прошептал Арзак, - сила луны льется на наковальню. Искры
так и прыгают, так и несутся.
- Он, как бог кузнечного ремесла Гефест, кующий богам оружие, -
отозвалась Миррина на языке эллинов [греки называли себя эллинами, свою
страну Элладой].
Стоило им остаться без Старика, как Миррина начинала говорить
по-гречески. При Старике она говорила по-скифски и с малышкой Одатис -
по-скифски, а с Арзаком - на родном языке. Так повелось с самого начала.
Старика Миррина не боялась, не верила, что он превращается в волка.
Миррина вообще не была похожа на других рабынь. Тихие, покорные, они
жались к кибиткам, словно хотели стать тенью колес. Миррина держалась
горделивей жены самого богатого человека в кочевье, не снижала голос, не
втягивала голову в плечи и, прикрывая шрам на щеке длинной спущенной
прядью, остальные волосы забирала наверх, как носили в ее стороне. От
высокой прически стан казался еще прямее, поступь еще уверенней.
"Я не рабыня", - повторяла Миррина при каждом удобном случае. - Я
эллинка, попавшая к диким варварам в плен"
Арзаку было четыре года, когда Старик привел Миррину в кибитку и
положил ей на руки слабо пищавшую Одатис. Как они сами с Одатис очутились
у Стакира, Арзак не помнил. Он очень боялся, что сестренка умрет. Она была
так мала, что еще не умела есть. Но Миррина опустила в горшок клок чисто
вымытой шерсти, Одатис схватила его губами и принялась сосать.
С той поры зимнее солнце десять раз сменилось весенним. Для Арзака
Миррина стала старшей сестрой. Одатис называла Миррину "мата" - мама, и
Миррина любила ее словно родную дочь.
Сейчас малышки не было с ними, ее увезли в царский стан. День или,
может быть, два надо ждать ее возвращения.
Луна катила по небу свой круглый щит. На щите кольцом свернулась
пантера. Каждый скиф с детства привык различать круглую морду, мягкие
лапы, клыкастую пасть.
Пока звездная россыпь меняла узоры, Старик раскалил в горне металл.
Стала видна огненно-красная полоса, зажатая в плоских щипцах. Заходил
молоток. Новый сноп искр рванулся к луне, окружив Старика светящимся
голубым маревом.
- Смотри, Миррина, он словно дух.
- Запомни, имя бога - Гефест.
Больше они не сказали ни слова и только смотрели, как ходил
вверх-вниз молоток. Удары делались чаще, марево искр тускнело, металл
остывал. И в тот миг, когда луна покинула самую высокую из своих стоянок,
над головой Старика взметнулся отливавший голубизной клинок.
- Сделал! - крикнули вместе Арзак и Миррина.
Еще один нетупеющий акинак! Он будет бить и не сломается, будет
резать и не затупится, чем больше врагов убьет, тем злей и тоньше станет.
Луна, и заветное слово, и лучший на свете мастер заточили его навечно!
Старик подержал клинок в ладонях над головой, и луна наполнила металл
своей силой. Потом он вонзил клинок в землю, чтобы сила земли вошла в
металл, потом привязал клинок к поясу. Хотя не ему носить замечательное
оружие - приедут из царского стана и заберут акинак, - но пока акинак при
нем, Старик привязал его справа, как положено воину, и двинулся в степь.
Там он дождется рассвета и покажет клинок солнцу, чтобы закалили металл
огненные лучи.
- Хочу быть, как он, - прошептал Арзак. - Хочу узнать все тайны
металла, хочу сделать нетупеющий акинак, хочу стать мастером. - Арзак
шептал до тех пор, пока Старик не скрылся из виду. Потом он залез под
кибитку, где был раскатан войлочный толстый ковер.
Светлый луч косо упал на войлок. Арзак чихнул и проснулся. Спал он
недолго. Солнце едва успело сменить луну. Но ветер уже запел веселую
песню, и молодая трава зазвенела капельками росы.
- Привет тебе, утро!
Арзак перевернулся с войлока на траву и покатился, смеясь и ловя
губами прозрачные верткие капли.
- Чтоб тебя! - притворно рассердилась Миррина.
Она сидела у горна. Мех фыркал в ее руках, раздувая притихший огонь.
Угли наливались багряно-красным цветом.
- Скоро Старик вернется, и кое-кому хорошо бы начать работать, а не
валяться подобно Лохмату, ошалевшему от весны.
- Готов! - Арзак вскочил на ноги.
Его не нужно было подгонять. Миррина это знала. Кузнечное дело Арзак
любил, как скачку на быстром коне, как волю, как степь. К горну Старик
приучил его с малых лет.
В груде вещей, принесенных соседями для починки, Арзак выбрал котел с
прохудившимся дном, взял пластинку из меди, примерил и пошел стучать
молотком. Медные клепки одна за другой ложились на край, прижимая заплату
к котлу. Работа простая, требующая ловкости, не мастерства и лучше
разделаться с ней поскорей, тогда останется время для отливки пантеры.
1 2 3 4 5 6 7 8