"сделано 5 стр. вечер. сдел.
3 стр." А жены, дети, комиссии, семинары, командировки, осетринка
по-московски, друзья-трепачи и друзья-молчуны - все это сон, фата-моргана,
мираж в сухой пустыне, то ли было это у меня, то ли нет.
И вот сюжет хороший. Точной даты почему-то нет, начало семьдесят
третьего года.
...Курортный городишко в горах. И недалеко от города пещера. И в ней
- кап-кап-кап - падает в каменное углубление живая вода. За год набирается
всего одна пробирка. Только пять человек в мире знают об этом. Пока они
пьют эту воду (по наперстку в год), они бессмертны. Но случайно узнает об
этом шестой. А живой воды хватает только на пятерых. А шестой этот - брат
пятого и школьный друг четвертого. А третий, женщина Катя, жарко влюблена
в четвертого и ненавидит за подлость второго. Клубочек. А шестой,
вдобавок, великий альтруист и ни себя не считает достойным бессмертия, ни
остальных пятерых...
Помнится, я не написал эту повесть потому, что запутался. Слишком
сложной получилась система отношений, она перестала помещаться у меня в
воображении. А получиться могло бы очень остро: и слежка за шестым, и
угрозы, и покушения, и все на этакой философско-психологической закваске,
и превращался в конце мой альтруист-пацифист в такого лютого зверя, что
любо-дорого смотреть, и ведь все от принципов своих, все от возвышенных
своих намерений.
В ту минуту, когда я читал наброски по этому сюжету, раздался в
передней звонок. Я даже вздрогнул, но тут же мною овладело радостное
предчувствие. Теряя и подхватывая на ходу тапочки, я устремился в переднюю
и открыл дверь. Так и есть, явилась она, волшебница моя добрая,
долгожданная, румяная с метели, запорошенная снегом. Клавочка. Вошла,
блестя зубками, поздоровалась и прямо направилась на кухню, а я уже бежал,
теряя тапочки, за паспортом, и получилось мне сто девяносто шесть рублей
прописью и одиннадцать копеек цифрами из литконсультации за рецензии на
бездарный ихний самотек. Как всегда, вернул я Клавочке рубль, как всегда,
она сперва отказывалась, а потом, как всегда, приняла с благодарностью, и,
как всегда, провожая ее, я сказал ей: "Приходите, Клавочка, почаще", а она
ответила: "А вы пишите побольше".
Кроме денег, оставила Клавочка на кухонном столе длинный, пестрый от
наклеек и марок, с красно-бело-синим бордюром авиапочты конверт. Писали из
Японии. "Господину Феликсу Александровичу Сорокину". Я взял ножницы,
срезал край конверта и извлек два листка тонкой рисовой бумаги. Писал мне
некто Рю Таками, и писал по-русски.
"Токио, 25 декабря 1981 года. Многоуважаемый господин Ф.А.Сорокин!
Если вы помните меня, мы познакомились весной 1975 года в Москве. Я был в
японской делегации писателей, вы сидели рядом и любезно подарили мне вашу
книгу "Современные сказки". Книга очень мне понравилась сразу. Я
неоднократно обращал в наше издательство "Хаякава" и журнал "Эс-Эф
Магадзин", но наши издатели консервативны. Однако теперь благодаря тому,
что ваша книга пользуется успехом в США, наконец наше издательство стали
обращать внимание на вашу книгу и по-видимому иметь намерение издать вашу
книгу. Это значит, что наша издательская культура находится под сильным
влиянием американской и это - наша действительность. А как бы ни то было,
то новое направление в нашем издательском мире так радостно и для вас, и
для меня. По плану моей работы я кончаю перевод вашей книги в феврале
будущего года. Но к сожалению я не понимаю некоторых слов и выражений (вы
найдете их в приложении). Я хотел бы просить вас помощь. В началах каждой
сказки процитированы фразы из произведения разных писателей. Если ничто
вам не помешает, прошу вас сообщить мне, в каких названиях и в каких
местах в них я смогу найти их. Я хочу познакомить вас и вашу литературную
деятельность с нашими читателями как можно подробнее, но к сожалению у
меня теперь совсем нет последних новостей о них. Я был бы очень рад, если
вы сообщили мне теперешнее положение вашей работы и жизни и послали ваши
фотографии. И я желаю читать статьи и критики о вашей литературе и узнать,
где (в каких журналах, газетах и книгах) я смогу найти их. Мне хотелось бы
просить вас оказать мне многие помощи, которые я просил выше. Заранее
благодарю вас за помощь. С искренним уважением (подпись иероглифами)".
Я прочитал это письмо дважды и через некоторое время поймал себя на
том, что благосклонно улыбаюсь, подкручивая себе усы обеими руками. Честно
говоря, я совершенно не помнил этого японца и тем не менее испытывал к
нему сейчас чувство живейшей симпатии и даже, пожалуй, благодарности. Вот
и до Японии добрались мои сказки. Так сказать, Боку-но, отогиба-наси-ва
ниппон-маде-мо ятто итада-кимасьта...
Разнообразные чувства обуревали меня - вплоть до восхищения самим
собою. И в волнах этих чувств я без труда различал ледяную струю жестокого
злорадства. Я снова вспоминал иронические улыбочки и недоуменные
риторические вопросы в критических обзорах, и пьяные подначки, и
грубовато-дружественные: "Ты что же это, старик, а? Совсем уже, а?".
Теперь это, конечно, дела прошлые, но я, оказывается, ничего не забыл. И
никого не забыл. А еще тут же вспомнилось мне, что когда выступаю я в
домах культуры или на предприятиях, так если меня в зале кто-нибудь и
знает, то не как автора "Товарищей офицеров" и уж, конечно, не как автора
многочисленных моих армейских очерков, а именно как сочинителя
"Современных сказок".
1 2 3 4 5 6 7 8