если не считать теперь уже смутных воспоминаний, у меня нет ничего общего с тем, кто называл тогда себя моим именем.Тот Джон Ньюхауз был сыном купца с планеты Баньян и получил лучшее из возможных в такой глуши образование. По политическим соображениям и из простого тщеславия я говорил всем, что родом с Земли. Как и на большинстве сектантских планет, на Сушняке все терранское пользовалось особым уважением. И весьма кстати. Рост мой — пять футов и десять дюймов, волосы темные и начали редеть на затылке, но это я признавать отказывался. Пробор слева. Глаза тоже темные, на левом — сероватое пятно, вроде катаракты (я капнул туда однажды по чьему-то недоброму совету синкопина). Из-за постоянного сидения в четырех стенах я был бледноват, но опыт подсказывал, что это легко поправить. Нос слишком крючковат, чтобы быть красивым. Должен признаться, я был изрядный франт и особенно любил носить кольца, нередко по пять штук сразу; их у меня имелось десятка два. Было мне тогда тридцать пять… прошу прощения, милостивый читатель, если я еще не поклялся говорить только правду — сорок три стандартных года. Имени отца моего я не назову. Фамилию «Ньюхауз» я позаимствовал у своего жилища, как некогда принято было на Земле. До отправки в рейс я зарабатывал себе на жизнь, поставляя синкопин старым друзьям на Мечте. Занятие не столько прибыльное, сколько увлекательное. В свободное время я разрабатывал более дешевые и действенные способы извлечения синкопина из исходного сырья — жира. Хорошо было, можно сказать — рай земной. А потом все рухнуло. Ширившаяся торговля синкопином не осталась незамеченной. Конфедерация — на ладан дышащее содружество миров — издала соответствующий указ, Сушняк услышал и, что попросту невероятно, подчинился.Печальную новость принес наш поставщик, сушнец Андару, бывший китобой. То, что он называл «рыбьим жиром», доставалось нам за символическую плату: другого применения данный продукт не находил — жир не горел, а сами сушнецы отказывались употреблять его в пищу, считая ядовитым. Ну и дурачье, радовались мы. В семнадцатый день десятого месяца того года в дверь постучали и я пошел открывать.— Это Андару, — гаркнул я в кухню, где в это время обедали остальные.— Вот и славно! Здорово!! Просто замечательно!!! — как обычно, известие об очередном галлоне подняло настроение всей компании.— И с ним кто-то еще, — добавил я тише, когда из-за спины сушнеца выглянул молодой блондин с острым носом и протянул мне руку:— Привет. Я Дюмонти Калотрик, для вас просто Монти, — жизнерадостно представился он. — Только с орбиты, прослышал тут о широких возможностях, ну вы понимаете… — он подмигнул и прижал большой палец к указательному так быстро, что Андару ничего не заметил. — Побродил по округе, встретил ваших друзей, решил присоединиться к ним или даже вас разыскать, — лицо его вдруг отразило полную растерянность, — а может и совета спросить…— Проходите, присаживайтесь, — пригласил я. — Погодите, вы уже обедали?— Да, — отозвался сушнец.— А я еще нет, — возразил Калотрик.— Раз так, прошу сюда. Берите тарелку и знакомьтесь со всеми. А мы с нашим старым другом пока займемся делами.— Весьма признателен, мистер… э-э-э…— Ньюхауз, — помог я, подталкивая его к столу.— А ты не будешь, Джон? — забеспокоился Андару.— Я уже поел, — соврал я. — Cегодня готовила Агатина Брант, и один вид ее кулинарной ереси вызывал у меня несварение. Лично я всегда гордился собственным мастерством в том, что на Земле называют le good cuisine.— Сколько принесли? — спросил я.— Галлон, как обычно. Но, боюсь, больше не будет.— Как же так? — расстроился я. — Это крайне неприятная новость, Андару. Вы покидаете наш бизнес?— Придется. Теперь это незаконно.Кровь застыла у меня в жилах:— Кто вам сказал такое?— Конфедерация. Вчера услышал в новостях.— Конфедерация? — потерянно переспросил я.— Вот-вот, тощие такие парни — летают меж звезд и учат всех жить.— Да они же не имеют права вмешиваться во внутрепланетные дела!— Ну, они, это… обратились к Сушняку с предложением.— И Сушняк его принял!?— А почему нет? Как я понимаю, мы ничего не теряем, если не ссоримся с Конфедерацией.У меня мелькнула слабая надежда:— Но вам-то, дорогой друг, похоже, есть что терять…— Правда твоя, — признался он, — кабы они еще не сказали, что из этого рыбьего жира кое-кто повадился делать наркотики!— Быть того не может! — изумился я. Эти буколические сушнецы просто понятия не имели о злоупотреблении сильнодействующими веществами, их познания ограничивались табаком и дешевым пивом.— Очень вкусно! Бесподобно! — донеслись из кухни восторги Калотрика. Я поморщился.— Выходит, этот галлон последний.— Так и есть. Все мои приятели тоже сворачивают лавочку.— Не хотят нарушать закон?— Ясное дело — это ж грешно.Я знал, что давить на сушнеца бесполезно. Кроме того, у него, как и у всех местных, имелось врожденное отвращение к воде, а мои ноздри не обладали густой растительностью, способной задержать оскорбительные запахи.— Сколько с меня?— Монум и тридцать шесть пеннигов.Требуемая сумма перекочевала в его мозолистую ладонь, мы обменялись знаками взаимной приязни, я проводил его до двери, и он ушел. Затем я медленно опустился на диван из жесткой китовой шкуры, дабы обмозговать услышанное. До смерти захотелось произвести небольшой залп Пламенем, но, в отличие от некоторых, мне удается сдерживать внезапные порывы.— Кончайте со жратвой и давайте сюда, — позвал я, — нам надо поговорить!Поставив банку на колени, я откупорил ее, понюхал (как всегда — высший сорт) и вернул крышку на место.Все собрались минуты через три.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29