ростом пять футов, укутанная в покрытые мехом крылья. На руках по десять пальцев, пять поддерживают крыло, пять свободны и выглядят совершенно по-человечески, вплоть до маникюра. Сами руки чересчур длинны и свешивались бы до колен, если бы не были сложены на груди.Мне сразу стало не по себе — я не в силах был разобрать, кто передо мной: летучая мышь, прикинувшаяся женщиной, или женщина, вознамерившаяся стать летучей мышью. В утонченной, скульптурной красоте ее лица чуствовалась рука пластического хирурга. Художника со скальпелем. На ней была свободная, практически невесомая накидка. И что-то не в порядке с ногами: ее походка, слегка шаркающая и вразвалку, выдавала, что ходить она училась на совсем других конечностях.Как и бархатистый мех на крыльях, ее волосы тускло отблескивали в угасающем свете. Она заговорила. У нее был низкий, тягучий голос, своими переливами настолько отличный от всего слышанного мною раньше, что поначалу я чуть было не пропустил смысл ее слов.— Вы кок?— Да, мэм, — пришел в себя я. — Джон Ньюхауз, Венеция, Земля. Чем могу служить?— Джоннухаус?— Да.— Меня зовут Далуза. Я работаю наблюдателем. Хотите пожать мне руку?Я так и сделал. Ладонь у нее оказалась вялая и горячая, но не влажная. Похоже, температура ее тела была чуть выше, чем у обычного человека.— Так значит, вы говорите? — спросила она. — Это удивительно. Никто из моряков не отвечает мне. Так у них, видно, заведено. Мне кажется, они считают меня вестницей.— Весьма близоруко с их стороны.— Да и сам капитан не очень уж далек. А вы, значит, с Земли?— Точно.— Колыбель человечества, да? Мы обязательно поговорим об этом, это так интересно… Но я, верно, отрываю вас от работы? Я пришла сказать, что мне разрешается самой себе готовить. Боюсь, мне придется занять часть вашей кухни.— Неужто вам не нравиться, как я готовлю? Я знаю множество способов и блюд…— Нет-нет, что вы! Совсем не то, просто в вашей еде есть такие вещества… ну, у меня, например, аллергия на некоторые белки, и еще бактерии… Мне приходится быть крайне осторожной.— В таком случае, мы будем часто видеться…— Да. Мои запасы в том ящике, — своей неестественно длинной рукой Далуза указала на синий, окованный железом сундук, задвинутый под привинченный к полу разделочный стол.Пока я корпел над полудюжиной горшков с варевом, фырчавших на плите, она выволокла свой ящик, открыла его, затем выбрала себе медную сковородку, первым делом опрыскав ее антибиотиком общего назначения.— Вы впервые в плавании? — спросил я.На сковороду отправилось с десяток мясистых кружочков размером с печенье и щедрая порция какой-то пряности. Я подкачал жиру и выровнял пламя.— Отнюдь. Это мой третий рейс с капитаном Десперандумом. После него у меня будет достаточно средств, чтобы убраться с этой планеты.— Вы так хотите улететь отсюда?— Очень.— А как вы вообще сюда попали?— Меня привезли друзья. То есть, мне казалось, что они — друзья, а они меня бросили… Я их не понимаю. Никак не могу.С плиты потянуло непривычным, чуть едким запахом.— Вероятно, межвидовая несовместимость, — предположил я.— Причем здесь это? Среди своих было еще хуже: я никуда не вписывалась, меня нигде не принимали. Я так и не стала птящщей, — ее измененные губы с трудом выдохнули последнее слово.— И оттого изменили внешность.— Вы против?— Вовсе нет. Стало быть, вас бросили, вам понадобились деньги, и вы нанялись к Десперандуму.— Верно, — она достала из ящика лопатку, обработала ее аэрозолем и перевернула мясо. — Больше никто не хотел со мной мной связываться.— А Десперандум на многое смотрит сквозь пальцы.— Да. Он тоже чужак, и к тому же очень стар. Мне так кажется.Вот так так! Теперь еще сложнее будет решить, чего от него ожидать — когда подспудная жажда смерти заявляет о себе, человек становиться непредсказуем.— Думаю, он все же достойный человек, — улыбнулся я. — Во всяком случае, он проявил незаурядный вкус, выбрав вас.— Вы очень добры, — взяв со стойки тарелку, она потерла ее грубым песком, подержала над огнем, сняла посудину с конфорки и подцепила один из кусков длинной вилкой. — Вы не возражаете, если я буду есть прямо тут?— Нет. А почему?— Им не нравится, когда я ем вместе с ними.— По-моему, напротив, вы — украшение стола.— Мистер Джоннухаус… — Далуза отложила вилку.— Просто Джон.— Джон, посмотрите сюда.Она выпрямила правую руку: ее тонкие пальцы покраснели и покрылись волдырями.— Вы обожглись — я потянулся к ее ладони.— Нет! Не трогайте меня! — она отпрянула, шурша крыльями. Легкое дуновение шевельнуло мне волосы.— Видите — когда вы пожали мне руку, ваша была влажной, совсем немного, но там были ферменты, масла, микроорганизмы. Это аллергия, Джон.— Вам больно.— Пустяки, через час пройдет. Но теперь-то вы понимаете, почему все… Я ни к кому не могу притронуться, не могу никому позволить прикоснуться ко мне.— Мне очень жаль, — помолчав, выговорил я. Слова Далузы обрушивались на меня подобно волнам жара, все набиравшего силу по мере ее объяснений.Она запахнулась в крылья, будто в плащ, и выпрямилась в полный рост:— Я знаю, что часто прикосновения — лишь начало чего-то большего. Это убьет меня.Мое странное состояние усиливалось, по спине побежали мурашки. Сперва я не испытывал особого влечения к этой женщине, но при мысли о ее недоступности внезапно загорелся желанием.— Понимаю, — сказал я.— Я должна была показать тебе, Джон. Но, надеюсь, мы станем друзьями.— Не вижу препятствий, — состорожничал я.Она улыбнулась. Потом подцепила кончиками накрашенных ногтей кусочек с тарелки и принялась деликатно есть. 4. Нечаянное открытие На четвертый день нашего похода я обнаружил нечто загадочное;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29