В холле сейчас наверняка около полутора десятка посетителей — самые влиятельные люди, те, для кого почта играет важную роль; они переговариваются, а почтовые служащие тем временем разбирают конверты и раскладывают их по ящикам. У Спенсера с самого пробуждения было предчувствие, что сегодня его ждут неприятности: он, быть может, потому и пришел сюда, что хотел поскорее с этим покончить, поторопить события. Он понятия не имел, что именно должно произойти, и того меньше знал, откуда грозит опасность. Не все ли равно: ведь он решился в крайнем случае пойти ей навстречу. Ему опять снился тягостный сон, еще тягостнее, чем тот, про церковь. Не хотелось вспоминать подробности. Он видел во сне Беллу, такую же, как тогда, когда отворил дверь к ней в спальню, но теперь это была не совсем Белла: лицо у нее было другое, и на самом деле она не была мертва.
Даже сам Сесил Б. Боэм, директор «Крествью скул», самолично приезжает по утрам забрать школьную почту. У тротуара выстроились знакомые машины. Кое-кто в ожидании листает журналы и спорит о политике в магазинчике торговца газетами. Эшби не помнит, чтобы витрина этого магазинчика была освещена в такое время дня. Он поднялся по ступеням почтового отделения, отворил дверь и с первого взгляда узнал Уэстона Вогэна; рядом с ним стояли еще двое, г-н Боэм и один местный землевладелец. Эшби недолюбливает свояка: тот так и не простил ему женитьбы на Кристине, которой, по его расчетам, суждено было остаться старой девой. Уэстон с Кристиной — кузены, но Кристина — дочь сенатора Вогэна, а Уэстон всего лишь его племянник. Сейчас, впрочем, это не имело ни малейшего значения; Спенсер только почувствовал, что, вероятно, сию минуту произойдет то самое, что он предвидел; он нарочно пошел прямо к Вогэну, твердо и даже несколько угрожающе глядя на него и протягивая руку для пожатия.
Уэстон слывет в округе важной персоной: во-первых, он прокурор, во-вторых, занимается политикой, хотя сам избегает держаться на виду, и, наконец, у него острый язык и саркастический склад ума. Он мгновенно принял решение, посмотрел на протянутую руку, скрестил руки и произнес своим пронзительным голосом, который был слышен во всех уголках почты:
— Позвольте уведомить вас, дорогой мой Спенсер, что ваше поведение мне непонятно. Я знаю, что либеральные законы нашей страны считают человека невиновным, покуда его вина не доказана, но нельзя же сбрасывать со счетов всякое приличие и скромность. — Он, наверное, приготовил эту речь несколько дней назад, на случай, если встретится с Эшби, и теперь уж не упустил своего, добавив с явным удовольствием:
— Вас оставили на свободе, с чем я вас и поздравляю. Но попробуйте поставить себя на наше место! Предположим, десять шансов из ста за то, что вы виновны. Следовательно, вы даете нам десять шансов обменяться рукопожатием с убийцей, дорогой мой Спенсер. Джентльмен не должен предлагать своим согражданам подобную альтернативу.
Он не должен показываться в публичных местах, ему пристало избегать всяческих кривотолков; его дело — вести себя как можно смиреннее и ждать. Вот и все, что я имею вам сообщить.
Затем он раскрыл серебряный портсигар, достал папиросу, постучал гильзой о портсигар. Эшби не шевельнулся. Он был выше Вогэна, худее. Тот помедлил несколько секунд, самых напряженных, и отступил на два шага назад, как бы давая понять, что разговор окончен. Спенсер, вопреки ожиданию зрителей, не полез драться, не поднял руку. Кое-кто в глубине души, вероятно, сочувствовал ему. Он тяжело дышал, губы у него дрожали.
Он не опустил глаз. Он оглядел всех, кто там был, начиная со свояка, на котором его взгляд задержался несколько раз, посмотрел и на мистера Боэма — этот отвернулся к окошечку для заказной корреспонденции, делая вид, что ему там что-то нужно. Такого ли удара он ждал, за тем ли пришел? Значит, он нуждался в подтверждении, которое получил от Вогэна? У Спенсера нашлось бы что сказать в ответ. К примеру, когда Кристина объявила, что выходит замуж, Уэстон из кожи вон лез, лишь бы этому помешать, и не скрывал, что, с его точки зрения, деньги Вогэнов должны достаться семье Вогэнов, а не будущим отпрыскам Эшби. Он так ловко защищал интересы своих собственных деток, что Кристина подписала завещание, точного содержания которого Спенсер не знал, однако свояка оно вроде бы успокоило. Не кто иной, как Уэстон, составил брачный контракт, по которому Эшби оказывался посторонним в собственном доме. И теперь он внезапно задумался, почему все же у Кристины нет детей — в самом ли деле потому, что замуж она вышла на четвертом десятке? Они с женой всегда избегали разговоров на эту тему, и кто знает, может быть, все куда сложнее, чем ему казалось. Еще в прошлом году Вогэн получил из рук в руки пять тысяч долларов в обмен на…
Да что толку? Он ничего не ответил, ничего не сказал, дал им всем на себя поглазеть и пошел к своему почтовому ящику, вынимая на ходу связку ключей из кармана. Он был доволен собой. Он держался достойно — так, как решил держаться в подобных обстоятельствах. И тут его чуть не выбил из колеи сущий пустяк. В ящике поверх нескольких писем и проспектов лежала почтовая открытка, она упала на пол картинкой вверх; картинка представляла собой грубо намалеванную виселицу; была там еще какая-то подпись, которую он не успел прочесть. Кто-то единственный из полутора десятков зрителей засмеялся.
Эшби наклонился, подобрал открытку и не глядя бросил ее в большой ящик для мусора. Случай на почте, с его точки зрения, приравнивался к объявлению войны. Та или другая сторона должна была объявить войну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41