Наблюдатели не женятся, не бывает у них и
искусственно выращенных детей, но Эвлуэла была мне словно дочь, и я
гордился ее полетом. Мы странствовали вместе всего лишь год с тех пор, как
встретились в Эгапте.
От нее ко мне переходили новые силы. Я не знаю, что переходило от
меня к ней. Спокойствие? Знание? Череда тех дней, когда ее не было на
свете? Я надеялся только, что она любит меня так же, как я люблю ее.
Она была уже высоко в небе, она кружилась, парила, планировала,
выделывала пируэты, танцевала... Ее длинные черные волосы готовы были
оторваться от головы. Ее тело казалось случайным придатком к этим огромным
крыльям, которые переливались, блестели и трепетали в ночи. Она взмыла еще
выше, наслаждаясь тем, что вырвалась из плена земного тяготения, заставляя
меня все более чувствовать мою прикованность к земле, и вдруг резко, как
тоненькая ракета, метнулась в сторону Рама. Я видел ее босые ноги, кончики
крыльев; и вот я уже не мог разглядеть ничего.
Я вздохнул, засунул руки подмышки, чтобы согреться. Как так
получилось, что я чувствовал зимний холод, а девчонка Эвлуэла могла
совершенно раздетой парить в воздухе? Шел двенадцатый из двадцати час, и
это было время для моего Наблюдения. Я подошел к тележке, открыл футляры и
приготовил инструменты. Некоторые цифры пожелтели и поблекли; стрелки
индикаторов потеряли люминесцентное покрытие; пятна морской соли покрывали
футляры изнутри - память о том времени, когда в Земном океане на меня
напали пираты. Истертые и потрескавшиеся рычажки и переключатели привычно
поворачивались под моими руками, когда я начал подготовку.
Первые молитвы - о свободном от посторонних мыслей и готовом
воспринимать мозге; затем - о родстве со всеми инструментами; еще одна - о
внимательном наблюдении, поиске врагов человека среди звездного неба.
Таково мое умение, мое ремесло.
Я поворачивал рукоятки и нажимал кнопки, выбрасывая из головы все
мысли, готовя себя к превращению в продолжение моих инструментов. Я почти
переступил порог и находился в первой Фазе Наблюдения, когда глубокий
звучный голос позади меня спросил:
- Ну, Наблюдатель, как дела?
Я привалился к тележке. Нельзя так резко отвлекать человека от
работы. Это всегда болезненно.
На мгновение в мое сердце впились когти. Лицо стало горячим; глаза
ничего не видели, рот наполнился слюной.
Я со всей возможной поспешностью предпринял защитные меры, чтобы
замедлить метаболизм и отключиться от своих инструментов. Я обернулся,
насколько можно скрывая дрожь.
Гормон, третий член нашей маленькой компании, стоял, весело скалясь,
и смотрел на мое недовольство. Я не мог сердиться на него. Не следует
сердиться на несоюзных, что бы ни произошло.
Я с усилием произнес сквозь сжатые губы:
- Твои изыскания увенчались успехом?
- И большим. Где Эвлуэла?
Я показал вверх. Гормон кивнул.
- Ну, что ты обнаружил? - спросил я.
- Этот город, несомненно, Рам.
- Никто в этом и не сомневался.
- Я сомневался. Но теперь у меня есть подтверждения.
- Да?
- В кошеле. Погляди.
Он извлек из-под туники свой кошель, поставил его на землю рядом со
мной, раскрыл широко, чтобы туда могла пролезть рука. Бормоча что-то себе
под нос, он начал вытаскивать нечто тяжелое из его нутра, нечто тяжелое из
белого камня: длинный мраморный цилиндр, как я теперь видел, длинный и
изъеденный временем.
- Их храма императорского Рама! - восхищенно воскликнул он.
- Не надо было брать его оттуда.
- Кого?
Я с удивлением взглянул на него.
- Ты всюду говоришь, что ты не входишь ни в один союз, Гормон. А не
может быть так, что ты - Летописец и скрываешь это от меня?
- Погляди на мое лицо, Наблюдатель. Могу ли я принадлежать к
какому-нибудь союзу? Разве Измененного туда возьмут?
- Пожалуй, - сказал я, - оглядывая его золотистые волосы, толстую
восковую кожу, багрово-красные глаза, щербатый рот.
Гормон был вскормлен цератогенетическими лекарствами. Это был урод,
прекрасный в своем роде, но все-таки урод. Измененный, вне человеческих
законов и обычаев Третьего Цикла Цивилизации. У Измененных не было даже
своего союза.
- Тут есть кое-что, - сказал Гормон. Кошель был невероятно
вместительным; в его серый морщинистый зев мог при необходимости войти
целый мир, и в то же время он был размером с руку, не больше. Гормон
достал оттуда части механизмов, катушки с записями, угловатые предметы из
коричневого металла, которые могли быть старинными инструментами, три
квадратика сверкающего стекла, пять обрывков бумаги (БУМАГИ!) и еще целую
кучу разных старинных вещей.
- Видишь, - сказал он. - Плодотворная прогулка, Наблюдатель. И все
это собрано не просто так. Каждая вещица записана, снабжена этикеткой:
пласт, возраст, местоположение. Здесь у нас десять тысячелетий Рама.
- А стоило ли брать эти вещи? - спросил я с сомнением.
- Почему бы и нет? Кто их хватится? Кто в наше время заботится о
прошлом?
- Летописцы.
- Для их работы не нужны предметы.
- Но зачем тебе нужны все эти вещи?
- Меня интересует прошлое, Наблюдатель. Я несоюзный, и я увлекаюсь
наукой. Что тут такого? Разве урод не может искать знания?
- Конечно, конечно. Ищи, если хочешь. Заполняй свое время. Это Рам.
На восходе мы отправимся. Я надеюсь найти там работу.
- У тебя могут быть затруднения.
- Почему это?
- В Раме сейчас полно Наблюдателей, можешь не сомневаться.
1 2 3 4