Студент-человек бодро шагал по
боковой аллее, насвистывая на ходу, и его свист будил эхо в тихих
двориках. Поравнявшись с рептилиями, он поднял руку в почтительном
приветствии. И повсюду высились древние величественные вязы, с
незапамятных времен осеняющие все новые и новые поколения студентов.
И вот тут-то огромные куранты начали отбивать шесть часов. Густой
звон разнесся далеко вокруг, и Максвеллу вдруг почудилось, что это
дружески здоровается с ним университетский городок. Часы были его другом,
подумал он, и не только его, но всех, до кого доносился их бой. Это был
голос городка. По ночам, когда он лежал в постели и засыпал, ему было
слышно, как они бьют, отсчитывая время. И не просто отсчитывая время, но,
подобно стражу, возвещая, что все спокойно.
Впереди в сумраке возникла громада Института времени - гигантские
параллелепипеды из пластмассы и стекла, сияющие огнями. К их подножию
прижался музей. Поперек его фасада протянулось бьющееся на ветру белое
полотнище. В сгущающихся сумерках Максвелл с такого расстояния сумел
разобрать только одно слово: "ШЕКСПИР".
Он улыбнулся при мысли о том, как должен бурлить сейчас факультет
английской литературы. Старик Ченери и вся компания не простили Институту
времени, когда два-три года назад Институт докопался, что автором пьес был
все-таки не граф Оксфорд. И это появление стрэтфордца во плоти будет
горстью соли, высыпанной на еще не зажившую рану.
Вдали, на западной окраине городка, высились на вершине холма
административные корпуса, словно вписанные тушью в гаснущий багрянец над
горизонтом.
Полоса шоссе двигалась все дальше, мимо Института времени и его
кубического музея с трепещущим полотнищем плаката. Часы кончили отбивать
время, и последние отголоски замерли во мгле.
Шесть часов! Через две-три минуты он сойдет с полосы направится к
"Гербу Уинстонов", который был его домом уже четыре года... нет, впрочем,
не четыре, а пять! Максвелл сунул руку в правый карман куртки и в
маленьком внутреннем кармашке нащупал кольцо с ключами.
Теперь впервые после того, как он покинул Висконсинскую передаточную
станцию, им вдруг овладела мысль о другом Питере Максвелле. Конечно,
история, которую рассказал ему инспектор Дрейтон, могла быть правдой, хотя
он сильно в этом сомневался. Служба безопасности была вполне способна
пустить в ход именно такой прием, чтобы выведать у человека всю
подноготную. Однако если это ложь, то почему из системы Енотовой Шкуры не
поступило сообщения о том, что он не прибыл? Впрочем, и это ему известно
только со слов инспектора Дрейтона, и про другие два таких же случая -
тоже. Если можно усомниться в одном утверждении Дрейтона, с какой стати
принимать на веру остальные? Если хрустальная планета перехватывала и
других путешественников, он, пока был там, ничего об этом не слышал.
Однако, сказал себе Максвелл, это тоже ничего не означает: хозяева
хрустальной планеты, несомненно сообщали ему только то, что считали нужным
сообщить.
Тут он сообразил, что тревожит его не столько разговор с Дрейтоном,
сколько слова О'Тула: "Мы послали венок из омелы и остролиста в знак нашей
глубочайшей скорби". Если бы не скисший эль, он, конечно, обсудил бы со
старым гоблином события этих недель, но им так и не представился случай
поговорить по душам.
Впрочем, пока можно об этом не думать. Как только он доберется домой,
то сразу же позвонит кому-нибудь из своих друзей и узнает правду. Но кому
позвонить? Харлоу Шарпу в Институт времени? Или Даллесу Греггу, декану его
факультета? Или, может быть, Ксигму Маону Тайру, старому эриданцу с
белоснежным мехом и задумчивыми лиловыми глазами, который целую жизнь
провел в крохотном кабинете, разрабатывая методы анализа структуры мифов?
Или Аллену Престону, близкому приятелю, юристу? Пожалуй, начать следует с
Престона - ведь если Дрейтон не солгал, ситуация может осложниться именно
в юридическом плане.
Максвелл сердито одернул себя. Он, кажется, поверил! Во всяком
случае, - вот-вот поверит! Если так пойдет дальше, он начнет убеждать
себя, что все это - чистая правда!
"Герб Уинстонов" был уже совсем близко. Максвелл поднялся с сиденья,
взял чемодан и перешел на внешнюю, еле ползущую полосу. Напротив "Герба
Уинстонов" он спрыгнул на тротуар.
Ни на широкой каменной лестнице, ни в вестибюле никого не было.
Пошарив в кармане, он вытащил ключи и зажал в пальцах тот, который
открывал дверь его квартиры. Лифт уже ждал, и он нажал кнопку седьмого
этажа.
Ключ сразу вошел в замок и легко в нем повернулся. Дверь открылась, и
Максвелл вошел в темную комнату. Дверь за его спиной автоматически
закрылась, щелкнув замком, и он протянул руку к выключателю.
Но так и застыл с поднятой рукой. Что-то было не так. Какое-то
чувство... ощущение... может быть, запах? Да, именно - запах! Слабый
нежный аромат незнакомых духов.
Максвелл ударил по кнопке. Вспыхнул свет.
Комната стала другой. Не та мебель и пронзительно-яркие картины на
стенах. У него не было и никогда не будет таких картин!
Позади него снова щелкнул замок, и он стремительно обернулся. Дверь
распахнулась, и в комнату вошел саблезубый тигр.
При виде Максвелла огромный кот припал к полу и заворчал, обнажив
шестидюймовые кинжалы клыков.
Максвелл осторожно попятился. Тигр медленно пополз вперед,
по-прежнему ворча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10