Я вернусь через несколько минут.
– Куда ты?
– Всего лишь в другую комнату, не бойся.
Фиби улыбнулась, надеясь подбодрить не только дочь, но и себя.
– Посмотри в окно, малышка. В это время суток Париж прекрасен.
Фиби закрыла дверь, отделявшую гостиную от ее спальни. Пользоваться гостиничным телефоном было рискованно. Она уже много дней обдумывала, как ей поступить и что сделать, чтобы все, что она задумала, смогло осуществиться. С того момента, как Абду объявил о путешествии, она не прикасалась ни к пилюлям, ни к виски. Голова ее была ясной, как никогда еще за все эти годы. Настолько ясной, что она чувствовала себя несколько странно. Звонить было опасно, но Фиби не могла придумать ничего другого и решила воспользоваться телефоном. Она надеялась только на то, что Абду не заподозрит в предательстве женщину, которая покорно терпела все унижения столько лет.
Фиби сняла трубку. Она ощущала ее в своей руке как чужеродное тело, как нечто, принадлежащее к другой эпохе, и была готова посмеяться над собой. Она была взрослой женщиной, жила в двадцатом веке, и все же прошло чуть ли не десять лет с тех пор, как она прикасалась к телефонному аппарату. Ее пальцы дрожали, когда она набирала номер.
– Вы говорите по-английски? – спросила Фиби французскую телефонистку.
– Да, мадам. Чем могу служить?
«Бог все-таки есть», – подумала Фиби и почувствовала себя немного увереннее.
– Мне нужно отправить телеграмму. Срочную. В Соединенные Штаты, в Нью-Йорк.
Адриенна стояла у окна, прижав руки к стеклу, будто могла одной только силой воли расплавить его и стать частью мира, простиравшегося снаружи, частью жизни, струившейся мимо. Девочка чувствовала – с матерью творится что-то неладное. В глубине души она опасалась, что Фиби больна и их скоро отправят обратно, и она никогда больше не увидит такого места, как Париж, не увидит женщин с обнаженными ногами и накрашенными лицами, высоких домов с сотнями огней. Адриенна подозревала, что отец ее будет доволен, если она увидит этот мир, но не соприкоснется с его жизнью, почувствует ее аромат, но не узнает вкуса. Для него это будет еще одним способом наказать ее за то, что она не оправдала его ожиданий.
Абду был легок на помине. Не успела она о нем подумать, как он появился в их апартаментах. Адриенна обернулась. Она была мала ростом и миниатюрна, как кукла. В ее внешности уже проступали черты восточной мрачной красоты. Но Абду увидел только тоненькую девочку с большими глазами и упрямо сжатым ртом. Как всегда, взгляд его, обращенный на дочь, стал ледяным.
– Где твоя мать?
– Она в спальне.
Когда Абду шагнул к двери, Адриенна спросила:
– Можем мы куда-нибудь пойти сегодня вечером?
– Вы останетесь здесь, – резко ответил он.
Девочка была еще слишком юной, но продолжала упорствовать тогда, когда другие давно бы уже сдались.
– Еще не поздно. Солнце ведь еще не село. Бабушка говорила мне, что вечером в Париже кипит жизнь и многое можно увидеть.
Очень редко она осмеливалась заговаривать с отцом, но еще реже он снисходил до того, чтобы ее выслушать.
– Ты останешься в гостинице, – повторил Абду, останавливаясь перед дверью спальни. – Учтите, вы здесь только потому, что я разрешил.
– Почему ты это сделал?
Девчонка имела наглость спрашивать, и он прищурил глаза.
– Почему, тебя не касается. Но будь спокойна, если будешь напоминать мне о своем присутствии слишком часто, я избавлюсь от тебя.
– Я кровь от крови твоей, плоть от плоти, – тихо сказала Адриенна. – Почему ты меня ненавидишь?
– Ты еще и плоть от ее плоти.
Абду повернулся, чтобы открыть дверь, и в этот момент из спальни появилась Фиби. На ее щеках горел яркий румянец, глаза возбужденно блестели – она была похожа на лань, почуявшую опасность.
– Абду, ты хотел меня видеть? Мне надо было принять ванну с дороги.
Муж заметил нервозность жены. Ощутил запах страха. Ему было приятно, что она не чувствует себя в безопасности, даже находясь в другом государстве.
– Завтра я буду давать интервью. Мы позавтракаем здесь, в отеле, в девять часов утра в обществе репортера. Оденься соответственно случаю и приодень дочь.
Фиби бросила взгляд на Адриенну.
– Хорошо. А потом мне хотелось бы пройтись по магазинам, может быть, сводить Адриенну в музей.
– Между десятью утра и четырьмя дня ты вольна заниматься чем хочешь. А потом ты будешь мне нужна.
– Спасибо тебе. Особенно за возможность посмотреть Париж.
– Следи, чтобы девочка не распускала язык, иначе она увидит Париж только из окна.
Когда он ушел, Фиби вздохнула с облегчением.
– Эдди, пожалуйста, не серди его.
– Чтобы его рассердить, достаточно уже того, что я существую.
Увидев слезы на глазах дочери, Фиби нежно обняла ее.
– Ты еще слишком молода, – сказала она, качая девочку на коленях, – а уже так много пережила. Обещаю вознаградить тебя за все это.
Фиби посмотрела куда-то поверх головы Адриенны, и глаза ее приобрели жесткое выражение.
– Клянусь, я сделаю все, чтобы ты забыла свое горе.
Адриенна никогда еще не ела в обществе отца. Боль, которую он причинил ей накануне, быстро развеялась, и она с жизнерадостностью, свойственной ее возрасту, принялась мечтать о том, как проведет свой первый день в Париже.
Девочка была несколько разочарована, что им принесли завтрак в номер, но ничего не сказала. Ей нравились ее новое синее платье и пальто, поэтому жаловаться не приходилось. Вскоре появилась женщина-репортер, и их парижская неделя началась.
– Я очень рада этому интервью, ваше величество, – проговорила журналистка, уже очарованная Абду, и села за стол с ними вместе.
Адриенна сложила руки на коленях и пыталась не пялить глаза на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19