М. Пришвин.
Рассказы
ГОЛУБИНАЯ КНИГА.
ОТ ЗЕМЛИ И ГОРОДОВ.
ПУТЕШЕСТВИЕ.
КОЩЕЕВА ЦЕПЬ.

ГОЛУБИНАЯ КНИГА.
Было высказано скромное желание оживить общественную жизнь вопросами
быта, и по всему литературному фронту пошло: Троцкий сказал, Троцкий
сказал...
Я слышал от писателей, которые называют себя "бытовиками", что будто
бы и нет никакого еще у нас быта: милиционера, например, нельзя теперь
описать, как раньше городового: сегодня он милиционер, а завтра заведую-
щий отделом МКМ (Московское купоросное масло). Я бытовиков этих никогда
не понимал; мне казалось всегда, что чем дальше писатель от быта, тем он
лучше может, если захочет, и быт описать; мне казалось, что сам писа-
тель-бытовик является категорией быта, подобной городовому... Единствен-
ное, что присуще писателю, рисующему быт, - это наличие в душе его неко-
торой доли уверенности, что данное явление есть на самом деле, а не
только его писательское представление; это, с одной стороны, а с другой
- писатель не должен быть, как фотограф, и просто переносить на бумагу
то, что он видит и слышит обыкновенными глазами и ушами. Сейчас у нас
господствует именно это последнее ложное представление, и потому мы в
газетах видим невозможные для чтения огромные точные отчеты без всякой
попытки со стороны самого автора между ее угловыми фактами жизни провес-
ти свою волшебно сокращающую диагональ.
Один "вопрос быта" меня сейчас очень занимает. Раньше я очень интере-
совался русским человеком в отношении его к церкви, с одной стороны, и
той природной религиозности, которую называют "язычеством". Теперь тот
же простой русский человек становится перед лицом науки, противоставляе-
мой религии; в существовании такого бытового типа я имею полную уверен-
ность, встречаю его на каждом шагу...
Вот, например, - я ехал из деревни в Москву на конференцию по вопросу
хозяйственной организации центрально-промышленной области; рядом со мной
сидел в вагоне кустарь-скорняк, напротив - молодой человек в военной
форме, восточного типа, армянин или грузин - политический работник, -
остальная публика - все кустари-башмачники. У меня есть работа по изуче-
нию производственного быта кустарей, и я, не теряя времени, занялся
скорняком и скоро выудил у него ценные для меня сведения, что скорняки,
изготовляющие ценные меха, вообще развитее других кустарей, и это очень
понятно: они имеют дело с модными магазинами, с франтихами-женщинами и
научаются особому тонкому обхождению. В то же самое время, оказывается,
что ни один вид кустарного промысла так не пострадал от революции, как
скорняческий, именно потому, что в те годы исчезла модная женщина.
- А как теперь? - спросил я.
- Теперь, славу богу, - ответил кустарь, - понемногу оправляемся,
ведь мы живем исключительно от бабы! она загуляла, и мы с ней; соболей,
правда, еще мало, но каракуль пошел, а ведь мы от каждого сака по две
овчинки выгадываем - понимаете? Темное наше дело, и все, я вам скажу,
исключительно зависит от бабы.
- Женщина, - вмешался политраб, - такого типа со временем должна ис-
чезнуть.
- Да что вы? - испугался скорняк.
- Ну, конечно, вы же знаете, что новая женщина не носит дорогих ме-
хов.
- И вы думаете, что со временем все женщины будут ученые?
- Со временем, конечно. Взять пример с нашего быта и деревенского: вы
знаете, например, как теперь в деревне ценится жених, какое, пользуясь
нашим временем, он заламывает приданое с невесты.
- Но как же и быть без приданого?
- Как быть? вот у меня пустая комната, привожу к себе жену и говорю:
будем жить, как я живу, так и ты...
- Вам хорошо, у вас пустая комната, и, так сказать, голова, а ежели
изба, хомуты и прочее, а женщина у печи и на скотный двор ходит, и я
всякую вещь должен завести для совместной жизни, то как же я стану на
хозяйство без приданого?
С этого момента я стал решительно на защиту хозяйственного быта в из-
бе с вещами, с приданым, против жизни головой в пустой комнате, знаю я
это житье - довольно!
- А почему? - резко спросил меня политраб.
Это было совершенно особенное почему, не то обычное научное в смысле
детерминизма, холодное, бесстрастное, а совершенно такое же, как в Голу-
биной книге и у детей, источник чего - моральная или эстетическая и во-
обще желанная качественность.
Я вооружился терпением ученого и решил, заключив вопрос о приданом в
цепь исторических причин, увести политраба в бесконечность прошлого и,
возвратясь оттуда, вдруг представить дело в таком виде, что вся совокуп-
ность наших знаний о приданом не даст нам троим - скорняку, политрабу и
мне - согласно решить в данный момент, следует брать приданое или не
следует. Я не рассчитал того, что цепь причин бесконечна, и политраб за-
гонит меня своим "почему" в беспредельность и никогда не даст возможнос-
ти вернуться к приданому в настоящий момент. Дело осложнилось еще и тем,
что скорняк понимал нас по-своему, вмешивался и все перебивал примером
из жизни какого-то купца Василия Ивановича. Я, например, говорю:
- Когда между враждующими славянскими народами явились базары, конча-
ются воинственные набеги за женщинами, прекращается умыкание жен.
- А почему? - спрашивает политраб.
Я хочу ответить, но скорняк перебивает:
- Позвольте, вы говорите, кончилось умыкание, а как же Василий Ивано-
вич умчал себе жену?
И рассказывает подробно весь эпизод такими яркими красками, что увле-
кает весь вагон за собой, и нам долго приходится ждать.
1 2 3 4 5