«Задание выполнено!» А у меня?» Николай разложил перочинный ножик и выкопал куст донника. Долго вглядывался, пытался вникнуть в суть жизни этого сухолюба. Влаги в земле почти не было. Внизу под корнями прохлада еще чувствовалась, а выше земля была, как зола, сухая, хоть сей сквозь сито. Николай чувствовал, что при такой влаге корень не накормит все растение. И вдруг пришла мысль: «А что, если такому мощному корню кормить не все растение, а его часть?» Он стал срезать стебли донника, оставляя выше земли небольшие пенечки с боковыми отростками и почками. Обработав небольшую полянку, решил поискать, нет ли где ранее скошенного донника. Вскоре нашел такую полянку. Скошенный почти до земли донник дал боковые отростки. Они цвели, и на них, к большому изумлению Николая, копошились пчелы. Тайна, которую так тщательно скрывала природа, оказалась совсем простой.
— Так вот откуда мед у Ивана Михайловича! — зашептал Николай. — Совсем ведь просто, а не скоро догадаешься»
Радостный и возбужденный, Николай подъезжал к пасеке Михаила Плетнева.
— Язва, оказывается, этот Иван Михайлович, а не человек, — выслушав Николая, нахмурился Плетнев. — О себе только печется, а на других наплевать. Время-то сколько мы упустили! Пока косишь донник, да пока он отрастет — опять недели две, а то и три отбрасывай. Пожалуй, задумаешься. И здесь оставаться опасно. Липа на такой жаре может ничего не дать, и в степь ехать рискованно, неизвестно, как погода сложится. А на сусле пива не узнаешь. Может, прокатаешь только без толку пасеку, Дождя бы сейчас, тогда и ехать никуда не надо, своего меда будет хоть отбавляй.
— А мне кажется, надо рискнуть!
— Риск, Коля, хорошее дело, только не получилось бы как у того охотника, который за двумя зайцами погнался.
— Косить донник, дядя Миша, не обязательно, — настаивал на своем Николай. — Наш колхоз в степи гектаров пятьсот на силос смахнул, Только насмехаться опять будут. Вот, скажут, катаются все лето, а проку не видно,
— Насмешки — пустое, был бы толк. А все-таки, Коля, давай немного подождем. У нас через недельку липа зацветет. Узнаем Не будет выделения — уедем, а если даст, то и ехать незачем. От добра добра не ищут. Липа все-таки — сильнейший медонос!
— Но ведь неделя!
— Что же сделаешь? Кабы тот кощей был человеком — давно в степи были бы.
— Кощей и есть...
Сторож Иона тоже не одобрял скоропалительности.
— Это и будем все лето с места на место за медом бегать? Плетнев правду бает: надо подождать.
К вечеру Николай снова выехал в степь, где колхоз заготовлял донник на силос. Он решил посмотреть, как развивается отава.
Несмотря на жару, донник отрастал быстро. После покоса прошло недели полторы, а стебельки его уже вытянулись ладони на две. Такие маленькие, они выбрасывали цветы, словно торопились до осенних холодов вырастить семена и оставить на земле свое потомство. Большого медосбора здесь ждать было нельзя, но ведь в лесу пока и такого не было!
Николай не мог заснуть: переезжать или нет? Здесь оставаться — значило: или собрать много меду, или остаться ни с чем. А ждать, когда липа зацветет, — значит, потерять целую неделю, За это время пчелы много могут натаскать: изголодавшись по работе, они будут трудиться стемна и дотемна. Утром он решил съездить в село посоветоваться с председателем. Но тут измучившая пчеловодов природа вдруг смилостивилась.
С юго-запада потянул ветерок, игриво пробежал по листьям, ласкал их какой-то радостной вестью. За лесом глухо и отдаленно прогремел гром. Николай вздрогнул и стал тормошить отдыхавшего сторожа:
— Иона, слышишь? Гром гремит!
Но гром уже не гремел, а первого отдаленного раската старик слыхал. Потянулись томительные минуты. «Может, мне почудилось? Может, и не было никакого грома?» Но как бы переча, где-то недалеко совсем отчетливо прогремело снова. А еще две-три томительные минуты Николай ясно убедился, что юза приближается. К ульям торопливой вереницей потянулись, тяжелые, с раздутыми брюшками. Николай поймал одну, осторожно надавил на брюшко, на хоботок. Выступила большая золотистая капля нектара. Упав на ладонь, она заблестела А гул пчел все усиливался.
— Это перед грозой! Перед грозой всегда бывает сильное нектара! — шептал Николай.
— Иона! Мед несут пчелы — почти крикнул он, забежав в шалаш.
— Слышу, Коленька! Шум пчел слышу! — расчувствовался.
Под вечер огромная грозовая туча, поблескивая и громыхая, висла над лесом. Первые крупные капли дождя громко забараба-1ли по листьям. Упали они и на непокрытую голову Николая.
— Иона, спасены ведь! С медом! — задыхаясь от чувства, твердил он.
Они стояли под проливным дождем, который, будто словами пчеловода, ударил сильнее. И трудно было: плачут они, или это катятся по их обросшим лицам крупные, капли дождя.
Дождь уже не барабанил по листьям, а шумел в них, подобно ветру, сплошным потоком поливая землю.
Ярко вспыхивали всю ночь молнии, как бы желая узнать, ли именно нужен дождь. Они на секунду раздвигали тьму ослепительными клиньями, освещая сразу то всю пасеку,
куски скрипевшего на ветру леса, и, убедившись, что гасли. «Здесь, здесь!» — гремел гром.
Дождь лил весь день. Хваленый плетневский шалаш — «ни одним дождем не промокает» — не помог: пробило. Пчеловоды кутались в плащи. Промокший до нитки сторож, отбивая дробь, мечтал:
— Эх, пудика по два бы с улья взять!
— Теперь возьмем! Ишь, как хлещет! — восторгался Николай. Только на третьи сутки туча уплыла на восток. Умылась, помолодела зелень, заблестела на солнце миллионами капель. Над степными ложбинами, над зеркальными осколками ж повис еле видимый, голубоватый парок марева
Расцветала долгожданная липа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121