Подходя к селу, Маркел еще не верил в свое подозрение, питал слабую надежду, но у председателя он почему-то твердо убедился, что именно так, выкачал, иначе неоткуда ему взять столько меду.
Не дойдя до дому, обескураженный, он сдернул в переулок и пошел прямо на пасеку.
В предрассветных сумерках похудевший, сгорбленный Маркел подходил к родному гнезду. У потухшего костра, руки в карманах, лежал задремавший Никифор. Маркел не стал его будить. Оглядев заблестевшими от радости глазами ровные ряды ульев, полез на сеновал.
— Петянька, ты здесь? — тихо спросил он в темноту и, не дожидаясь ответа, пополз на слабое посапывание. Нащупав разгоряченное ото сна тело, тихонько потряс.
Петька проснулся и, узнав деда, бросился ему на шею, уткнулся в мягкую бороду и смочил ее радостными слезами.
— Дедка, миленький, пришел, соскучился я по тебе, страсть. Проснулся Никифор.
— Маркел, никак ты? Вот новость!
Он встал, отряхнулся и тоже полез на сеновал.
— Что это ты ни свет ни заря? Чай бы утра дождался, лошадь бы дали.
— Да сердце разболелось, Никифор. И из больницы-то раньше срока ушел. Вдруг, думаю, неуправка какая там без меня. Всякое в голову взбредет.
— А у нас хорошо, — похвалился Никифор. — Меду накачали — пропасть! Подкормку из сахара на гречишном цвету делали. Петянька молодцом, ночей не спал, работал.
— Откуда же у вас столько меду? Неужели только из-за дрессировки на гречу?
— Нет, дедка. Подкормка, конечно, большую пользу дала, но в основном — не это. Год-то грибной! Каждый день гроза да дождичек, и тепло. В лесу море грибов уродилось. Как же в такой год меду не быть?!
— А из гнезд вы случайно не брали? — осторожно спросил Маркел.
— Нет. Ты же никогда не велел пчел обижать.
— Неужели нисколько?
— Да нет же, дедка, ни одной рамки не трогали, хоть проверь...
— А я, Петянька, грешным делом подумал на гнезда. Откуда, умаю, иначе ему столько меду взять?! Ну, значит, и впрямь ты молодец! Пчеловод из тебя получится дельный, — и, улыбаясь, н похлопал Петьку по плечу.
Рассветало. Над темной, волнистой грядой лесов поднималось солнце. Осветились и зазеленели могучие ели, столпившиеся полукольцом вокруг пасеки. Хорошо просвеченные иглы их загорелись внутри мягким малахитовым светом. Вперемежку с иглами, которые попали под лучи, на елях образовалось множество больших и алых пятен различных тонов и оттенков. Эта своеобразная и необыкновенно красивая мозаика из светотеней всегда волновала деда Маркела, а особенно теперь, после долгой отлучки. Косые лучи утреннего солнца насквозь просветили траву на пасеке, и показалось Маркелу, что в каждой травинке он видит все жилки.
Птицы разлили по всему лесу свои раскатистые трели. Нежно чистенькие стройные зяблики, мелькая широкими перевязочной на крыльях, вовсю заливались дрозды-дерябы, рябинники но, с достоинством сидя на самых верхушках деревьев и топора, будто купая на нежарком солнце, свои крапчатые перышки. С цвирканьем сновали по кустам лесные жаворонки, пеночки, вирушки и зорянки. Жизнь леса била ключом...
Маркел любил лес. Особенно он нравился ему по утрам и вечерам, когда солнце низко висело над деревьями и в воздухе разливаясь пряная духота с запахом лесной прели, хвои, грибов и меда. Вечером лес радовал Маркела потому, что он целую ночь не видел его, вечером уходил из леса, и расставаться было жаль. Все это в глазах старого пасечника утренний и вечерний лес из остальных часов суток.
— Пойдем на озеро, дедка, — тихо позвал Петька задумавшегося старика, не зная, чем отблагодарить его.
Дед не отказался. На душе у него, как и у Петьки, тоже щекотно от радости. Ведь мед в гнездах цел, и сам он вернулся к любому делу.
Они пошли. Все было сейчас, как тогда, месяц назад; и ульи, озеро, и лес. Только камыши надломились и уныло, по-осеннему, угрели в воду пожелтевшими кромками, да среди зеленых листьев нет-нет да и мелькал желтый листочек, как нежданный седой волос голове. Все эти невидимые признаки заметил только Маркел»
— Да, — вздохнул он, — июль прошел…
У Петьки начались занятия в школе, и он стал навещать деда только по воскресеньям. Дед заскучал. В ульях ли копается, строит ли что, так ли сидит отдыхает — все чего-то не хватает ему, неспокойно на душе. Чего бы? Встанет Маркел, одумается и скажет вслух:
— Петька! Привык ведь, вот и тоскую теперь.
На большом традиционном празднике, в День урожая, колхозники премировали Петьку велосипедом.
Захмелевший по такому случаю дед Маркел ходил в этот день по селу и хвастался:
— Вот Петянька, молодчина парень! Сделаю я из него настоящего пчеловода. Мы с ним такую пасеку разведем — все будут с медом!
Колхозники слушали, улыбались и верили.
По воскресеньям Петька приезжал на пасеку чуть свет, привозил деду кусок воскресного пирога, сдобных лепешек. Старик не оставался в долгу, угощал Петьку жареной дичью и начинал рассказывать лесные новости:
— А дрозды, Петя, больше не вертятся на рябине, улетели. Караси тоже не ловятся, на зиму в ил забрались.
Он рассказывал, какие птицы на юг улетели, какие еще только собираются, а какие в стаи сбились и будут зимовать вместе с дедом в лесу.
Дед любит лето, все живое: траву, цветы, жужжание пчел,— а сейчас ничего этого нет. Листья пожелтели и золотой россыпью покрыли землю. Замерла и жизнь пчел.
Когда приезжает энук, дед забывается. Кажется ему, что Петянька не в гости приехал, а все еще живет с ним и нет осени на дворе. Вот попьют они сейчас чайку, закусят и пойдут пчел проверять, а вечерком поедут по озеру в старой долбленке верши ставить...
Медовый домик
1
Над дальней грядой будто плывущего в тумане леса только что поднялось огромное, медно-красное солнце, и не прошло и часу, как свежесть летнего утра стала исчезать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121