ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Внимание хуторян привлекла огромная фанерная доска, появившаяся над карнизом резного пикулинского крылечка. На доске, обведенной затейливой рамкой, были намалеваны алой масляной краской громадные буквы:
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
ЗДЕСЬ
Контора колхоза
«СОТРУДНИК РЕВОЛЮЦИИ»
Хозяин дома — Силантий Пикулин, вырядившийся в новую сатинетовую рубаху, переминался с ноги на ногу на крылечке, держа в руках огромную папку, туго набитую бумагами.
На хуторе только и было теперь разговору:
— Слышали, новый колхоз объявился?!
— Вот это артель — не «Интернационалу» чета!
— Что там говорить. Самостоятельные люди объединились. Обоюдные. Не с бору да с сосенки, как у Ромки.
— Факт. Тут народ подобрался фартовый — я те дам! Не мужики — короли! Обыкновенное дело...— подпевал в тон окатовцам и пикулинцам Филарет Нашатырь.
А Антип Карманов, шныряя по дворам единоличников, почтительно раскланиваясь с каждым из них, говорил елейно-вкрадчивым голосом:
— Присоглашаю вас, дорогие хуторяне, в новый, настоящий колхоз. Душевно присоглашаю. Кто желает честно работать, быть в союзе с самостоятельными гражданами, тех покорнейше прошу пожаловать в контору колхоза «Сотрудник революции» и подать устное прошение товарищу Окатову.
— Какому Окатову? — спрашивали удивленные хуторяне.
— Бывшему бойцу Красной Армии, Иннокентию
Епифановичу Окатову,— объяснял с улыбкой Антип Карманов.
— Во как!
— Так, так, дорогие хуторяне и гражданы. И опять же скажу, у кого нехватка в муке или в семенах, покорнейше прошу в нашу контору. Всему беднейшему классу окажет подмогу наш пролетарский колхоз «Сотрудник революции» — и фуражом и хлебом. У нас и того и другого в полном достатке. В нашей новой артели, сказать по секрету, одной только живой воды разве нету, а остальное все налицо.
Растерянный народ не очень-то доверял Антипу, но тем не менее валом повалил в пикулинский дом. Всех опередил Капитон Норкин. Первым явившись к Иннокентию Окатову, он вручил ему письменное прошение о принятии в колхоз, а полчаса спустя и в самом деле вез домой па своем коньке мешок муки-сеянки. Бойкий конек Кантона, выгибаясь под неуклюже долговязым хозяином, весело похрапывал и косился на людей озорным глазом. А Капитон Норкин, высоко задирая мерину го-лову, ехал по улице надменный и торжествующий. Бабы с изумлением смотрели на Капитона, и каждая из них спрашивала:
— Неужели и впрямь муку отпускают? Капитон, осадив коня, отвечал:
-Отпускают, гражданки бабы. Отпускают действительно, если вы есть сознательные коллективисты...
-Это как так — сознательные? — недоумевали бабы.
А вот такие, как я, например,— отвечал Капитон.— Подал прошение в колхоз и получил сполна свою порцию — три пуда сеянки. Не мука — пух пухом! Валяйте, пока не поздно, записывайтесь в нову артель. Там — все сыром в масле будем кататься. Там у нас круглый год будет масленка!
— Да что ты говоришь, Капитон?
- Богом клянусь, гражданки бабы! — божился, крестясь, Капитон.
А тем временем на просторный пикулинский двор свозились со всего хутора машины состоятельных хуторских мужиков. Здесь были собраны сенокосилки и двухлемешные плуги, сноповязалки и сеялки, самосбросы и лобогрейки.
Анисим приволок молотилку с чугунным приводом, выставив ее напоказ под окнами пикулинского дома.
Приволок во двор к Пикулину новый однолемешный плуг и Капитон Норкин. Плуг этот он выиграл в прошлом году на районной лотерее общества «Долой неграмотность» по полтинничному билету.
Весь день с утра до вечера толпился у ворот возбужденный народ. А под вечер появился на резном крылечке сам председатель новой сельхозартели Иннокентий Окатов. На нем были голубая майка и роскошные кавалерийские галифе с зелеными чешуйчатыми подтяжками. Преувеличенно низко раскланявшись с мужиками и снисходительно улыбаясь зевавшим на него бабенкам, он выпрямился, как в строю по команде «смирно», и, подняв над головой руку, строго проговорил:
— Все вы очень хорошо даже знаете меня, дорогие сограждане, сызмальства моей жизни...
— Что там говорить — весь налицо!
— Факт, все знают. Обыкновенное дело...— с восторгом подтвердил Филарет Нашатырь.
— К порядку, дорогие сограждане. К порядку. Прошу выслушать мою речь,— продолжал Иннокентий Окатов.— Все вы знаете, что я вернулся в родимый хутор из рядов Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Я вернулся и ахнул. Ахнул потому, что сразу насквозь увидел, как плохо вы жили на сегодняшний день. Разве это жизнь, дорогие хуторяне?! Нет, это не жизнь, а драма!
Иннокентий Окатов говорил так выспренне-пышно, что дедушка Конотоп, открыв пустой, беззубый рот, даже прослезился. Ничего не поняв в речи Иннокентия Ока-това, Конотоп сказал стоявшему рядом с ним Капитону Норки ну:
— Вот говорит, сукин сын, как по бумаге пишет. Ничего не поймешь, а складно!
— Оратур! — сказал Капитон.
А Иннокентий Окатов, театрально размахивая руками, продолжал речь. И толпа хуторских мужиков, стариков, девок и баб молчаливо, почти что благоговейно, слушала его, стоя как на молебне.
Из глубинной степи, из аулов уже слетались сюда всадники в дорогих лисьих малахаях. Впереди всех бойко кружился на пегом в яблоках иноходце бай Наурбек.
Когда Иннокентий, взмахнув малиновой фуражкой, умолк, милиционер Серафим Левкин крикнул:
— Внимание, граждане хуторяне! Внимание. Я сейчас произведу салют в честь нового колхоза «Сотрудник революции» посредством троекратной пальбы из данного
револьвера системы наган. Прошу не пужаться. Я выпалю в воздух.
И Левкин, взмахнув вырванным из кобуры наганом, трижды выстрелил вверх, а затем объявил народу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
ЗДЕСЬ
Контора колхоза
«СОТРУДНИК РЕВОЛЮЦИИ»
Хозяин дома — Силантий Пикулин, вырядившийся в новую сатинетовую рубаху, переминался с ноги на ногу на крылечке, держа в руках огромную папку, туго набитую бумагами.
На хуторе только и было теперь разговору:
— Слышали, новый колхоз объявился?!
— Вот это артель — не «Интернационалу» чета!
— Что там говорить. Самостоятельные люди объединились. Обоюдные. Не с бору да с сосенки, как у Ромки.
— Факт. Тут народ подобрался фартовый — я те дам! Не мужики — короли! Обыкновенное дело...— подпевал в тон окатовцам и пикулинцам Филарет Нашатырь.
А Антип Карманов, шныряя по дворам единоличников, почтительно раскланиваясь с каждым из них, говорил елейно-вкрадчивым голосом:
— Присоглашаю вас, дорогие хуторяне, в новый, настоящий колхоз. Душевно присоглашаю. Кто желает честно работать, быть в союзе с самостоятельными гражданами, тех покорнейше прошу пожаловать в контору колхоза «Сотрудник революции» и подать устное прошение товарищу Окатову.
— Какому Окатову? — спрашивали удивленные хуторяне.
— Бывшему бойцу Красной Армии, Иннокентию
Епифановичу Окатову,— объяснял с улыбкой Антип Карманов.
— Во как!
— Так, так, дорогие хуторяне и гражданы. И опять же скажу, у кого нехватка в муке или в семенах, покорнейше прошу в нашу контору. Всему беднейшему классу окажет подмогу наш пролетарский колхоз «Сотрудник революции» — и фуражом и хлебом. У нас и того и другого в полном достатке. В нашей новой артели, сказать по секрету, одной только живой воды разве нету, а остальное все налицо.
Растерянный народ не очень-то доверял Антипу, но тем не менее валом повалил в пикулинский дом. Всех опередил Капитон Норкин. Первым явившись к Иннокентию Окатову, он вручил ему письменное прошение о принятии в колхоз, а полчаса спустя и в самом деле вез домой па своем коньке мешок муки-сеянки. Бойкий конек Кантона, выгибаясь под неуклюже долговязым хозяином, весело похрапывал и косился на людей озорным глазом. А Капитон Норкин, высоко задирая мерину го-лову, ехал по улице надменный и торжествующий. Бабы с изумлением смотрели на Капитона, и каждая из них спрашивала:
— Неужели и впрямь муку отпускают? Капитон, осадив коня, отвечал:
-Отпускают, гражданки бабы. Отпускают действительно, если вы есть сознательные коллективисты...
-Это как так — сознательные? — недоумевали бабы.
А вот такие, как я, например,— отвечал Капитон.— Подал прошение в колхоз и получил сполна свою порцию — три пуда сеянки. Не мука — пух пухом! Валяйте, пока не поздно, записывайтесь в нову артель. Там — все сыром в масле будем кататься. Там у нас круглый год будет масленка!
— Да что ты говоришь, Капитон?
- Богом клянусь, гражданки бабы! — божился, крестясь, Капитон.
А тем временем на просторный пикулинский двор свозились со всего хутора машины состоятельных хуторских мужиков. Здесь были собраны сенокосилки и двухлемешные плуги, сноповязалки и сеялки, самосбросы и лобогрейки.
Анисим приволок молотилку с чугунным приводом, выставив ее напоказ под окнами пикулинского дома.
Приволок во двор к Пикулину новый однолемешный плуг и Капитон Норкин. Плуг этот он выиграл в прошлом году на районной лотерее общества «Долой неграмотность» по полтинничному билету.
Весь день с утра до вечера толпился у ворот возбужденный народ. А под вечер появился на резном крылечке сам председатель новой сельхозартели Иннокентий Окатов. На нем были голубая майка и роскошные кавалерийские галифе с зелеными чешуйчатыми подтяжками. Преувеличенно низко раскланявшись с мужиками и снисходительно улыбаясь зевавшим на него бабенкам, он выпрямился, как в строю по команде «смирно», и, подняв над головой руку, строго проговорил:
— Все вы очень хорошо даже знаете меня, дорогие сограждане, сызмальства моей жизни...
— Что там говорить — весь налицо!
— Факт, все знают. Обыкновенное дело...— с восторгом подтвердил Филарет Нашатырь.
— К порядку, дорогие сограждане. К порядку. Прошу выслушать мою речь,— продолжал Иннокентий Окатов.— Все вы знаете, что я вернулся в родимый хутор из рядов Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Я вернулся и ахнул. Ахнул потому, что сразу насквозь увидел, как плохо вы жили на сегодняшний день. Разве это жизнь, дорогие хуторяне?! Нет, это не жизнь, а драма!
Иннокентий Окатов говорил так выспренне-пышно, что дедушка Конотоп, открыв пустой, беззубый рот, даже прослезился. Ничего не поняв в речи Иннокентия Ока-това, Конотоп сказал стоявшему рядом с ним Капитону Норки ну:
— Вот говорит, сукин сын, как по бумаге пишет. Ничего не поймешь, а складно!
— Оратур! — сказал Капитон.
А Иннокентий Окатов, театрально размахивая руками, продолжал речь. И толпа хуторских мужиков, стариков, девок и баб молчаливо, почти что благоговейно, слушала его, стоя как на молебне.
Из глубинной степи, из аулов уже слетались сюда всадники в дорогих лисьих малахаях. Впереди всех бойко кружился на пегом в яблоках иноходце бай Наурбек.
Когда Иннокентий, взмахнув малиновой фуражкой, умолк, милиционер Серафим Левкин крикнул:
— Внимание, граждане хуторяне! Внимание. Я сейчас произведу салют в честь нового колхоза «Сотрудник революции» посредством троекратной пальбы из данного
револьвера системы наган. Прошу не пужаться. Я выпалю в воздух.
И Левкин, взмахнув вырванным из кобуры наганом, трижды выстрелил вверх, а затем объявил народу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209