ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
На обочине моста, неприметно для проезжающих внизу водителей, стояла патрульная машина ГАИ. Перегнувшись через полосатые черно-белые перила, младший сержант дорожной милиции наставлял на ни о чем не подозревающих автомобилистов датчик, указывающий превышение скорости, и передавал по рации сидящим в засаде коллегам, машину с каким номером следует остановить. Капитан Бирюков устраивал такие засады постоянно. Добычу делили честно – согласно субординации. Любимым местом для засады служил разросшийся березнячок в полутора километрах от кольцевой. Там-то и поджидала зазевавшегося водителя неприятная встреча с представителями дорожной власти.
Смена капитана Бирюкова заканчивалась в семь вечера. Сдав дежурство, он не остался в отделении посидеть с товарищами, как принято после получки, а сразу отправился домой. На даче поспевала первая клубника, и он с женой собирался поехать с ночевкой на свой участок, чтобы с утречка собрать самую лучшую ягоду и отвезти на рынок. Вечером, думал Бирюков, с соседями можно будет и за жизнь покалякать, и пропустить рюмку-другую, а на службе – нечего распускаться.
Супруга капитана Бирюкова готовила на кухне кислые щи из прошлогодней квашеной капусты и смотрела по телевизору «Улицы разбитых фонарей». Бирюков брезгливо поморщился, еще на лестнице учуяв кислый капустный запах. Ну почему так выходит, что и зимой, и летом приходится есть одни соленья? Что, трудно жене сварить те же щи из свежей капусты? Вкалываешь, вкалываешь как конь, вертишься как балерина на сцене, обрабатываешь на даче шесть соток, да еще десять соток, взятые под картошку, а хоть бы раз летом со своей грядки свежий огурец позволили съесть! Нет, все лучшее на рынок, а что остается для себя, то супруга пускает на засолку.
Услышав шум в прихожей, жена выглянула из кухни.
– А, притянулся, – неласковым голосом приветствовала она мужа.
Подошла в грязном фартуке, с ножом и картофелиной в руке, привычным жестом обнюхала физиономию Бирюкова – не пахнет ли от него спиртным.
– На вот, спрячь в семейный банк, – протягивая жене мятые российские купюры и пару однодолларовых бумажек, сказал с наигранной веселостью Бирюков. – Заработал сегодня.
Супруга без улыбки забрала деньги, деловито пересчитала и унесла в спальню.
– Есть что поесть?
– За водой сперва сходи, – ответила из спальни жена, скрипя дверцами зеркального шифоньера. – Опять, сволочи, воду отключили, даже посуду помыть нечем.
Схватив на кухне горбушку черного хлеба и десятилитровый металлический бак, Бирюков пустился в обратный путь. Метрах в пятистах от их дома, посреди пустыря, стояла общественная колонка, куда жители близлежащих пятиэтажек стекались со своими ведрами, канистрами и бидонами. Тропинка проходила через гаражный кооператив. Проходя мимо металлической двери своего гаража, Бирюков всегда ежился от одного и того же неприятного воспоминания: этой зимой жена застукала его в гараже с разведенной соседкой… Что последовало после этого, лучше было не вспоминать.
Принеся воды, он получил от жены керамическую тарелку густых обжигающих щей, в которых плавали сверху желтые кольца лука, жаренного на прогорклом сливочном масле. Жена работала диетсестрой в больнице, поэтому морозильник всегда был забит двух-трехкилограммовыми поленьями сливочного масла. Несмотря на то что все в доме готовилось на сливочном масле, оно не успевало расходоваться и покрывалось зеленоватой плесенью прямо в холодильнике, но и тогда не выбрасывалось, а шло на приготовление поджарок. От этого вся еда неприятно попахивала.
– Опять накурился, – поведя носом, скривилась супруга. – Помирать будешь от рака, не жди, что я за тобой горшки стану выносить.
Бирюков ничего не ответил.
– Переключи, чего всякую ерунду смотришь! – помолчав, снова начала жена. – И так голова трещит.
– Оставь новости, – попросил он, но жена выхватила пульт и нажала на другую кнопку.
По другому каналу шла развлекательная программа, яркая и шумная. Там пели, плясали и гремели на барабанах до зеленых чертиков в глазах.
Бирюков молча взял пульт, переключил снова на новости. Жена чуть не поперхнулась от ярости.
– Что ты делаешь? Дай спокойно телевизор посмотреть! Первый раз за день присела! Быстро переключи.
Вместо ответа он только усилил звук.
– У, сволочь! – Жена замахнулась и треснула Бирюкова по лбу горячим половником, которым помешивала в кастрюле щи. – Кобелина вонючий! Делай, что я говорю, или выметайся к своей крашеной суке.
Завязалась короткая потасовка, в результате которой супруга все-таки овладела пультом и переключила телевизор на другой канал. Тогда Бирюков поднялся, подошел к телевизору, переключил кнопки на самом корпусе и, спиной загородив экран, отнял таким образом у жены возможность переключать каналы на расстоянии.
В пылу семейного скандала ни он, ни она не расслышали начало криминального репортажа. Знакомые слова, произнесенные комментаторшей вечернего выпуска новостей, ничем не выделялись из общей массы подобных репортажей: «Найден убитым в своем доме…», «Местные милицейские чины были подняты по тревоге…», «Генпрокуратура взяла дело под свой контроль…», «Задержан возможный подозреваемый по этому громкому уголовному делу, обещающему встать в один ряд с делами об убийстве Галины Старовойтовой и генерала Рохлина…»
– Заткнись, дура! – вдруг страшным голосом проревел Бирюков, всем корпусом придвигаясь к экрану телевизора и увеличивая громкость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Смена капитана Бирюкова заканчивалась в семь вечера. Сдав дежурство, он не остался в отделении посидеть с товарищами, как принято после получки, а сразу отправился домой. На даче поспевала первая клубника, и он с женой собирался поехать с ночевкой на свой участок, чтобы с утречка собрать самую лучшую ягоду и отвезти на рынок. Вечером, думал Бирюков, с соседями можно будет и за жизнь покалякать, и пропустить рюмку-другую, а на службе – нечего распускаться.
Супруга капитана Бирюкова готовила на кухне кислые щи из прошлогодней квашеной капусты и смотрела по телевизору «Улицы разбитых фонарей». Бирюков брезгливо поморщился, еще на лестнице учуяв кислый капустный запах. Ну почему так выходит, что и зимой, и летом приходится есть одни соленья? Что, трудно жене сварить те же щи из свежей капусты? Вкалываешь, вкалываешь как конь, вертишься как балерина на сцене, обрабатываешь на даче шесть соток, да еще десять соток, взятые под картошку, а хоть бы раз летом со своей грядки свежий огурец позволили съесть! Нет, все лучшее на рынок, а что остается для себя, то супруга пускает на засолку.
Услышав шум в прихожей, жена выглянула из кухни.
– А, притянулся, – неласковым голосом приветствовала она мужа.
Подошла в грязном фартуке, с ножом и картофелиной в руке, привычным жестом обнюхала физиономию Бирюкова – не пахнет ли от него спиртным.
– На вот, спрячь в семейный банк, – протягивая жене мятые российские купюры и пару однодолларовых бумажек, сказал с наигранной веселостью Бирюков. – Заработал сегодня.
Супруга без улыбки забрала деньги, деловито пересчитала и унесла в спальню.
– Есть что поесть?
– За водой сперва сходи, – ответила из спальни жена, скрипя дверцами зеркального шифоньера. – Опять, сволочи, воду отключили, даже посуду помыть нечем.
Схватив на кухне горбушку черного хлеба и десятилитровый металлический бак, Бирюков пустился в обратный путь. Метрах в пятистах от их дома, посреди пустыря, стояла общественная колонка, куда жители близлежащих пятиэтажек стекались со своими ведрами, канистрами и бидонами. Тропинка проходила через гаражный кооператив. Проходя мимо металлической двери своего гаража, Бирюков всегда ежился от одного и того же неприятного воспоминания: этой зимой жена застукала его в гараже с разведенной соседкой… Что последовало после этого, лучше было не вспоминать.
Принеся воды, он получил от жены керамическую тарелку густых обжигающих щей, в которых плавали сверху желтые кольца лука, жаренного на прогорклом сливочном масле. Жена работала диетсестрой в больнице, поэтому морозильник всегда был забит двух-трехкилограммовыми поленьями сливочного масла. Несмотря на то что все в доме готовилось на сливочном масле, оно не успевало расходоваться и покрывалось зеленоватой плесенью прямо в холодильнике, но и тогда не выбрасывалось, а шло на приготовление поджарок. От этого вся еда неприятно попахивала.
– Опять накурился, – поведя носом, скривилась супруга. – Помирать будешь от рака, не жди, что я за тобой горшки стану выносить.
Бирюков ничего не ответил.
– Переключи, чего всякую ерунду смотришь! – помолчав, снова начала жена. – И так голова трещит.
– Оставь новости, – попросил он, но жена выхватила пульт и нажала на другую кнопку.
По другому каналу шла развлекательная программа, яркая и шумная. Там пели, плясали и гремели на барабанах до зеленых чертиков в глазах.
Бирюков молча взял пульт, переключил снова на новости. Жена чуть не поперхнулась от ярости.
– Что ты делаешь? Дай спокойно телевизор посмотреть! Первый раз за день присела! Быстро переключи.
Вместо ответа он только усилил звук.
– У, сволочь! – Жена замахнулась и треснула Бирюкова по лбу горячим половником, которым помешивала в кастрюле щи. – Кобелина вонючий! Делай, что я говорю, или выметайся к своей крашеной суке.
Завязалась короткая потасовка, в результате которой супруга все-таки овладела пультом и переключила телевизор на другой канал. Тогда Бирюков поднялся, подошел к телевизору, переключил кнопки на самом корпусе и, спиной загородив экран, отнял таким образом у жены возможность переключать каналы на расстоянии.
В пылу семейного скандала ни он, ни она не расслышали начало криминального репортажа. Знакомые слова, произнесенные комментаторшей вечернего выпуска новостей, ничем не выделялись из общей массы подобных репортажей: «Найден убитым в своем доме…», «Местные милицейские чины были подняты по тревоге…», «Генпрокуратура взяла дело под свой контроль…», «Задержан возможный подозреваемый по этому громкому уголовному делу, обещающему встать в один ряд с делами об убийстве Галины Старовойтовой и генерала Рохлина…»
– Заткнись, дура! – вдруг страшным голосом проревел Бирюков, всем корпусом придвигаясь к экрану телевизора и увеличивая громкость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16