– Последние что? – уточнил Ворон за Вурцу.
– Болотные новости, – сказала Фурца.
– Псы, – сказала Вурца. – Многочисленность псов. Многомножественность псов. Умногочисленномногость псов. А также кручение и виляние.
– Но что же виляет и крутит?
– Ничто.
– О! Но где же оно, о, ответь мне скорей!
– Вне среди вне среди вне среди вне среди точек.
Тут Ворон вышел из роли и воскликнул:
– Чувствуешь, как оно нарастает?
– Нет, – сказала Ворона. – Буду с тобой откровенна: не чувствую.
– Ладно, неважно, – махнул крылом Ворон. – Пускай всё идёт как идёт. Твоя реплика.
– Где среди точек? – произнесла Ворона.
– Вне среди точек, за…
– Да-да, продолжай! За?…
– За…
– Ну же, не медли! За чем?
– ЗА ПОСЛЕДНИМ ВИДИМЫМ ПСОМ! – выпалил Ворон. – Вот! – добавил он торжествующе. – Видишь, какая отдача! Всё выше, выше, выше, и вдруг – бац! ЗА ПОСЛЕДНИМ ВИДИМЫМ ПСОМ!
– Ara, теперь и меня зацепило, – кивнула Ворона. – Но что это всё означает?
Ворон взметнул крылья, точно широкие полы плаща.
– Ты лучше спроси, чего это не означает! – воскликнул он. – Этому нет конца! Оно нарастает и ширится, пока до тебя вдруг не доходит, что это – вообще всё на свете. Всё что угодно. Зависит от того, кто ты и каков твой последний видимый пёс.
– «За последним видимым псом»? – переспросил у отца мышонок. – Интересно, а где это?
– Не знаю, – сказал отец, – но эти слова что-то во мне затрагивают. То ли я что-то припоминаю, то ли, наоборот, вспомнить никак не могу. Кажется, вот-вот уже пойму – а тут-то оно и ускользает.
– Может, там и разъезжает тот кролик с блохами, как ты думаешь? – спросил мышонок. – Вне, среди точек… Может, там мы и найдём тюлениху со слонихой и кукольный дом?
– Никого мы не найдём, пока не двинемся дальше, – сказал отец. – А для этого придётся ждать конца представления.
Репетиция продолжалась весь день, а скворцы тем временем устанавливали декорации на дне природного амфитеатра – чашевидной ложбины на открытой поляне за лесом. Под вечер примчалась сойка.
– «ПОСЛЕДНИЙ КАРК МОДЫ» ПРЕДСТАВЛЯЕТ… Что вы представляете? – прокричала она, пролетая над опушкой.
– Объявим перед самым началом, – ответил Ворон. – Не хочу, чтобы у публики сложилось предубеждение.
– …ПРЕДСТАВЛЯЕТ НОВУЮ ЗАХВАТЫВАЮЩУЮ ДРАМУ! – проверещала сойка. – ВПЕРВЫЕ НА СЦЕНЕ – ЗАВОДЯШКИ-ГРАБИТЕЛИ! – И упорхнула прежде, чем Ворон успел её поправить.
– Вот так рекомендация… – удивился Ворон. – Как-то странно это – отдать первую строку в афише никому не известным дебютантам…
Но, будучи птицей светской, расспрашивать новичков о прошлом не стал.
– Отчего же, поклонники у нас есть, – пробормотал отец, и Крысий Хват снова встал перед его мысленным взором как живой.
Сгустились сумерки, и круглая медовая луна, выглянув из-за сосен, осветила пёструю толпу в заснеженной ложбине. Вручая скворцам за вход что у кого было припасено на такой случай – желуди и буковые орешки, семечки и корешки, червяков и дохлых жуков, – звери и птицы рассаживались по местам и с ворчаньем и фырканьем, подвываньем и щебетом вливались в общий гомон публики, намеревающейся развлечься за свою скромную лепту по полной программе.
Наконец все зрители расположились полукругом, в несколько ярусов, на склоне перед сценой – ровной площадкой в центре ложбины. С трёх сторон сцену окаймляли сосны, а занавесом служило рваное полотнище тёмно-красного парчового бархата, подвешенное к двум деревьям. Мышонок с отцом и вся маленькая труппа выглядывали из-за него, рассматривая зал.
– Аншлаг, – с удовольствием отметил Ворон. – Значит, всё же есть место Искусству в наших лугах! Неподдельная потребность налицо.
– Вопрос только, в чём она – эта потребность, – вздохнула Ворона. – Будем надеяться, что в «Последнем видимом псе».
Скворцы, препроводив по местам последних посетителей, выпорхнули на сцену исполнить увертюру, и весёлая музыка полилась над лугом в свете луны. Зрители завздыхали, усаживаясь поудобнее, а Ворон выступил на авансцену и отвел крылья за спину, готовясь принять аплодисменты.
– Благодарю, – промолвил Ворон. – Благодарю. Как вам известно, «Последний карк моды» зарекомендовал себя на благодатной ниве искусства с самой лучшей стороны и с честью удерживает эту высокую репутацию дольше, чем большинство из нас пожелает дать себе труд припомнить. Мы представляли вам всё – от классических драм до хористок; мы всегда стремились идти в ногу со временем и нести в массы искусство высшей пробы, свежее и оригинальное. – Он выдержал паузу и самым торжественным тоном продолжил: – Сегодня мы намерены поддержать эту добрую традицию. Предлагаем вашему вниманию последнее достижение одного из самых серьёзных и основательных мыслителей нашего времени. Экспериментальный театр «Последний карк моды» с гордостью представляет пьесу глубокоуважаемой Серпентины – трагикомедию в трёх актах «Последний видимый пёс».
Сквозь шум аплодисментов послышались стоны разочарования. Опоссум беспокойно заёрзал и шепнул жене:
– Боюсь, на этот раз он не шутит.
– Главное – не захрапи, – отозвалась его супруга, а скворцы между тем подняли занавес, явив публике две большие ржавые банки из-под грейпфрутового сока, в которых сидели Ворон и Ворона, прикрыв головы чёрными крыльями.
Скрипучий голос Эвтерпы зазвучал за сценой:
– Тина, ил, грязь, отбросы и водоросли. В центре сцены стоят две консервные банки, полузанесённые илом.
Возмущённый зритель-хорёк вскочил с места и, сверкнув белозубым оскалом, взвизгнул:
– Сами смотрите свою чушь! Нам тут не надо этой вашей новомодной похабщины!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56