Впрочем, возможно, он просто доставил себе маленькое удовольствие, поговорив о любимом деле — ведь, коль скоро все предопределено, его комментарий был совершенно излишним.
Государственная почта, ненадежная и очень дорогая, была едва ли не излюбленным объектом вооруженных налетчиков, а пневматическая действовала лишь на линиях местной доставки, поэтому я разослал свое заявление по множеству колледжей через «Уэллс и Фарго». Не скажу, будто я ждал, что меня тут же завалят ответами, и, хотя оплачиваемая компанией тяжеловооруженная охрана наверняка обеспечила доставку моих писем, я понимал, что ожидать благожелательной реакции адресатов вряд ли приходится. По правде сказать, я просто выбросил все из головы, вспоминая лишь изредка и с каждым все более стыдясь своей самонадеянности.
Телеграмма, подписанная неким Томасом К.Хаггеруэллсом, пришла через несколько месяцев, где-то к концу сентября. Она гласила: «Не принимайте ничьих предложений, пока наш представитель не разъяснит условия Приюта Хаггерсхэйвен».
Я не посылал своего заявления в Йорк, штат Пенсильвания, откуда пришла телеграмма; я не посылал его ни в один из соседних городов. Я не знал о существовании каких-либо колледжей в тех краях. И я никогда не слышал о мистере — или докторе, или профессоре — Хаггеруэллсе. Я мог бы подумать, что это послание — всего лишь розыгрыш, если бы Тисс был хоть капельку склонен к юмору; а никто, кроме него, о письме не знал. Только те, кому оно было адресовано.
Ни в одном из справочников, которыми я пользовался, Хаггерсхэйвен не фигурировал — хотя это еще ничего не доказывало, ведь подобные справочники составляются очень небрежно. Я решил, что, коль скоро такое место существует, мне остается лишь терпеливо ждать «представителя» — если он вообще появится.
В тот день Тисс куда-то ушел. Я слегка подмел, смахнул пыль, выровнял несколько книг на полках — не стоило и надрываться, пытаясь прибрать магазин всерьез — и взял последнее, исправленное издание Кризи «Пятнадцать решающих сражений»; написал книгу некий капитан Эйзенхауэр.
Меня так захватил сделанный капитаном мастерский анализ — похоже, капитан и сам мог бы стать приличным стратегом, если бы ему было где проявить себя, — что даже не услышал, как в магазин кто-то вошел, и не ощутил ничьего присутствия, покуда меня не оторвал от книги голос, прозвучавший нетерпеливо и резко:
— Здесь хозяин?
— Нет, мэм, — ответил я, с великой неохотой поднимая взгляд. — Сейчас его нет. Могу ли я быть вам полезен?
Мои глаза, привыкшие к полумраку в магазине, видели лучше, чем ее, сразу ослепшие здесь после залитой солнечным светом улицы. Поэтому дерзость, с которой я рассматривал посетительницу, была для меня абсолютно безопасной — и я неторопливо, от души оценил буквально бьющую через край женственность вошедшей. Качество это всегда казалось мне, так сказать, подарком судьбы, не зависящим от человека; либо оно есть, либо его нет. В девушке не было ничего чересчур смелого или нарочито провоцирующего, хотя моя мать, конечно, поджала бы губы, глянув на ее черные шелковые брюки или жакет, подчеркивающий формы груди. В то время, когда женщины пользовались любыми уловками, лишь бы привлечь внимание к своей беспомощности и, следовательно, к своей мечте о мужской опеке, к своей потребности в ней, эта шла с таким видом, будто хотела сказать: ну, да, да, я женщина — не украдкой, не бесстыдно, не случайно, а по сути своей; и что вы будете с этим делать?
Ее чувственность была видна мне так же отчетливо, как то, что на голове у нее нет ни шляпки, ни берета, что она почти с меня ростом и довольно широка в кости; но не этими же признаками чувственность выражалась! И уж не атрибутами внешности, разумеется; посетительница не была красивой или хотя бы хорошенькой — хотя в какие-то мгновенья вдруг оказывалась прекрасной. Ее рыжеватые вьющиеся волосы были собраны в узел, глаза казались синевато-серыми — позже я узнал, что цвет их может меняться от светло-серого до сине-зеленого. Жадность ее плоти выдавали разве что полные, причудливого рисунка губы да вызывающее выражение лица.
Она улыбнулась, и я подумал, что очень ошибся, когда ее тон показался мне резким и безапелляционным.
— Я — Барбара Хаггеруэллс. Я ищу мистера Бэкмэйкера, — она заглянула в бумажку, — мистера Ходжинса Эм.Бэкмэйкера, который, я полагаю, использует это место как контактный адрес.
— Ходж Бэкмэйкер — это я, — пробормотал я в отчаянии. — Я… работаю здесь.
Я сразу ощутил, что не побрился сегодня, что штаны мои не подходят к куртке, что рубашка — несвежая…
Думаю, я ждал, что она с раздражением скажет: «Ах, вот оно что!» или прощебечет традиционное «Должно быть, здесь восхитительно!». А она спросила:
— Скажите, вам нигде не попадалась книга Уайтхэда «Свойства Х»? Я давно ее ищу.
— О, я… Это детектив?
— Да нет. Это книга по математике, а написал ее ученый, который был, мягко говоря, не совсем в почете. Ее трудно отыскать — думаю, потому, что автор был скорее дерзок, чем тактичен…
Естественно и просто она привела меня в себя, заговорив о книгах; я и не заметил, когда перестал ощущать неловкость и, отчасти, унижение от того, что обещанный телеграммой «представитель» застал меня за моим жалким занятием. Я признал, что слабо сведущ в математике и не знаком с работами мистера Уайтхэда, хотя смог гарантировать, что упомянутой книги в нашем магазине нет; Барбара заверила меня, что только специалисты знают имя этого малоизвестного теоретика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79