Вспыхнул вдруг тиф, надо предупредить население – и он пишет популярную книжечку «Вши», учит в листовках, как избегать переносчиков, бороться с заразой. Возникли летние поносы, дизентерия – и ученый выпускает книжку о мухах. Тут и биология, и лечение, и практика борьбы с паразитоносительством. С одинаковым усердием он пишет учебники, статьи для журналов, предисловия, тезисы, листовки и резолюции. И великие и малые дела, строго научные и сугубо житейские, одинаково вынуждают его браться за перо. В стенной газете неожиданно появляется заметка, передовая статья, а порой и стихи безыменного автора. Вряд ли найдется ученый, который столько написал и отредактировал в своей жизни.
В книге Латышева Павловский угадал облик автора ее, облик истинного натуралиста. Только нежно влюбленный в природу мог написать такие теплые строки:
«Маленькая лужа, канава со стоячей водой у нас служит синонимом чего-то сонного, мертвого, но спокойствие это обманчиво. Стоит внимательно лишь присмотреться – и мы увидим, что там кипит напряженная жизнь, неустанная, волнующая, полная незаметных, но печальных трагедий. Идет жаркая борьба за существование, часто бескровная, но ожесточенная. Юркие личинки комаров, извиваясь всем телом, тянутся кверху подышать и бросаются на дно при малейшей опасности. Неподвижно сидит на стебле растения толстая личинка стрекозы, подкарауливая добычу и облюбовывая себе из стаи комариных личинок одну, легкомысленно рискнувшую приблизиться к ней. Тут же озабоченно шныряет жук-водолюб – хищник, опустошающий комариное потомство. Вечером, на закате, рои комаров закружатся над лужей или прудом, выбирая себе место для откладки яиц, оглашая воздух жужжанием, столь непропорциональным для таких маленьких существ… И жизнь крошечной лужицы может стать для наблюдательного ума одной из интересных страниц великой книги природы. Нужно только суметь ее прочитать…»
Автор тщательно шлифует каждую фразу, ищет красочных образов и слов. Об анофелесе рода «бифуркатус» он пишет: «В его образе жизни сквозит характер существа, отрекшегося от мирской суеты и возлюбившего мать зелену дубраву и сыр дремучий бор». Автор знает, что «ко дню Лукерьи Комарницы – двадцать шестого мая – комары летают роями… Комариная сила убывает, как только ударили в косу и начался сенокос…». Он любовно цитирует книгу Мельникова-Печерского «В лесах», приводит выдержки из повести «Олеся» Куприна, находит в ней верное описание состояния больного во время малярийного приступа…
В том же 1923 году на одном из съездов маляриологов выступил Латышев. Павловский впервые увидел его и познакомился с ним.
– Чем вы заняты сейчас? – спросил его ученый. – Что рассчитываете делать?
– Я не располагаю собой, – ответил тот, – завишу от командования.
Профессор передал ему визитную карточку и при этом сказал:
– Будет у вас работа или надобность какая, напишите. Присылайте материал, а то и сами заезжайте.
Спустя три года Павловский узнал, что Латышев заболел возвратным тифом. Он накормил на себе зараженных клещей, чтобы проверить их способность переносить заразу. Во время болезни он изучил ее течение на себе, чтобы у постели больного не смешивать больше тиф с малярией.
Вскоре на имя ученого пришла посылка с клещами. Латышев писал, что его заразили именно эти клещи, и просил определить их вид.
Пять лет прошло со дня знакомства Павловского с Латышевым, и снова они встретились в Средней Азии. Профессор приехал сюда с экспедицией. Он интересовался переносчиками малярии Таджикистана. Военный врач снова не мог ему ничего обещать.
– Не полагайтесь на меня, – сказал он Павловскому, – я, к сожалению, только врач. Паразитологией мне вряд ли позволят заниматься.
Между ними завязалась переписка. Они вели ее аккуратно долгое время. Письма Латышева отличались изяществом стиля, в строках проскальзывала тонкая ирония. Ответы профессора дышали теплом, неизменным вниманием и заботой.
В последние годы Павловский пристально следил за Латышевым, который то уходил целиком в медицину, шел с войском в поход, то вел какую-то работу в военном районе, то принимался разыскивать места выплода москитов, переносчиков лихорадки папатачи.
– Не переведетесь ли вы к нам в академию? – спрашивает его ученый.
– Нет, я не могу, – отказывается Латышев.
У него свои планы и важные дела в Средней Азии. Нет, он останется здесь.
Они снова встретились в Душанбе. Павловский слышал, что Латышев занялся лейшманиозом и ищет места выплода переносчика болезни.
– Много вы успели? – спросил его ученый.
– Пока ничего.
– А у нас вот выходит, – заметил Павловский. – Петрищева нашла в Севастополе личинки.
– Я не так счастлив, – ответил Латышев.
Он не был словоохотлив, ему положительно нечего больше сказать. Инициатива перешла к собеседнику. Ученый снова предложил ему место на кафедре, тот немного подумал и дал положительный ответ. Он соглашался перейти в академию, переехать в Ленинград. Прошло немного времени, и Латышев поспешил вернуть свое слово: он не может отсюда уезжать и вынужден оставаться в Средней Азии.
Это было весной, а осенью дошли до Павловского слухи, что Латышев все лето провел в долине Мургаба в поисках места выплода москитов. Там же он привил себе кровь дикого грызуна – песчанки – и перенес девять приступов возвратного тифа. Поднявшись на ноги, он вскоре выступил с докладом на конференции врачей. «После трех месяцев напряженной работы, – заявил Латышев, – нам посчастливилось не больше, чем другим исследователям. Ни места выплода москитов, ни даже отдельных личинок, ни источника возбудителя пендинки нам обнаружить не удалось…»
Миновало еще два года, и Латышев наконец предложил свои услуги Павловскому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63