Она ответила наконец:
– Ну что ж, говорите.
– Не здесь, Жанни, не среди этих людей.
Девушка поднялась:
– Я пойду с вами. Но помните, это вы настояли. – И обращаясь ко мне: – Ты пойдешь?
Я вопросительно посмотрел на Ришара, который вздохнул.
– Ну что ж, пойдем. Это, может, и лучше. Тут много посторонних.
Надо сказать, что если наш уход и несколько удивил остальных, то он не вызвал злорадного хихикания, которого я опасался.
За церковью между конопляными полями бежала тропинка, которая привела нас к роще, где росли ели и вязы, – она выступала над серпом нашей деревни. Частенько по вечерам я приходил сюда посидеть с книжкой в руке; передо мной на холмах и долинах, на пастбищах и в ивняках – всюду шла игра света и тени; не было ни одной детали, которая не восхитила бы меня, но и в целом все это представляло прекрасный ансамбль, которым я не переставал любоваться.
Воздух был еще теплый в этот вечер, однако легкая влажная дымка поднималась от низин.
– Вот и туман опять, – сказал Ришар. – Плохо будет гулять сегодня ночью.
Я уселся на траву, спиной к кусту. В нескольких шагах от меня молодые люди стояли вполоборота друг к другу.
– Ну и что? – спросила Жанни.
Я буквально увидел, как в горле у Ришара стоит ком.
– Жанни, – начал он, – я вчера был в замке… Услышала ли она?
– Я вчера был в замке и видел… видел этого молодого человека.
– И что? – спросила Жанни безразличным тоном.
– Я говорил с ним.
Он протянул руку к девушке.
– О! Я подумал… Я ждал. Но я не мог больше, вы меня понимаете?
Жанни резко спросила:
– Что вы ему сказали?
– Что вы несчастны, больше… чем он, может быть, думает…
– Вы ему это сказали!
– Разве я ошибся, Жанни? Разве я не смог догадаться? Разве вы хотели скрыть это?
– А после?!
– А после, меня это не касается, да, я знаю, но он? Нужно, чтобы он знал, чтобы не прятался в другой раз, чтобы не играл вами, чтобы вел себя как подобает мужчине наконец.
Она повторила недоверчиво:
– Вы ему сказали это…
Потом, подойдя к Ришару, она спросила надломившимся голосом:
– Что он ответил?
– Он тоже, он тоже мне говорил, что меня это не касается. А потом…
– А потом?
– А потом он ушел, он показал, на что он способен. И это не было красиво, Жанни, нет.
Но девушка настаивала:
– Что он ответил?
– Ничего, вранье, грязные слова…
Каждое из этих слов было для Ришара пыткой; он не решался, качал головой и рукой теребил машинально ленты кокарды.
– Но что?
– Что он вас едва знает, что встретил вас случайно и что сразу же вы…
– Да, да, а еще?
– Но я не могу, Жанни, вранье, я вам говорю… Что до него, уже… и что даже теперь… наконец, что он не несет ответственности. Вот видите!
– Он правильно сделал, – сказала Жанни хрипло. Потом она отошла в сторону, и на некоторое время установилась невыносимая тишина.
– Жанни, – прошептал молодой человек.
Она резко повернулась к нему; я слышу еще ее хриплый голос, я вижу обезображенные какой-то ненавистью черты:
– И что вы сделали? Я разве вас об этом просила? Разве я этого хотела? Вы завидуете ему, вот где правда, завидуете потому, что я его люблю, потому, что я была близка с ним, завидуете потому, что вы видите, как я несчастлива. Несчастлива? А если мне нравится быть несчастливой с ним больше, чем счастливой с другим, с вами?
Я поднялся, но не решался сделать и шагу.
– Жанни, – взмолился Ришар.
– О! Как я была права, наплевав на ваши милые улыбки! Вот что за этим крылось!
Он хотел взять ее за руку; она с силой оттолкнула его.
– Оставьте меня! Оставьте меня! – прокричала она. – Я вас не любила, но теперь…
– Теперь, Жанни?..
– О! Теперь я вас ненавижу. Это вы, вы все сделали… На минуту она застыла, грозная, смотрела на него пристально, не отрывая глаз, потом убежала к конопляному полю.
Нелепый, с двумя длинными, вертикально перерезавшими лоб морщинами, Ришар не сделал даже движения, чтобы последовать за ней. Он шевелил губами, как бы повторяя слова девушки.
– Она не ведала, что говорит, – сказал я наконец. Он посмотрел на меня, поднес руку к своему большому носу:
– Оставь, – сказал он. – Оставь. Я, наверное, заслужил это.
– Ты не хочешь вернуться?
Нет, сейчас он хотел бы остаться один.
Он добавил:
– Пойди к Жанни, ей так будет лучше.
Я вернулся на бал, не зная, искать или бояться встречи с Жанни. И что ей сказать? Одно мое присутствие не напомнит ли ей о ее потере? Я слышал насмешки зала и не решался войти. Изредка какая-нибудь парочка уходила с танцев, чтобы направиться к лавчонкам на площади. Взрывы петард смешивались с металлическим позвякиванием тира, с трещотками лотерей, с глухим стуком молотков, которые, ударяя о наковальню, заставляли карабкаться по длинному столбу маленькую красную обезьянку.
С приближением темноты создалось впечатление, что вся деревня захотела хоть на часок присоединиться к празднику. Столы были выставлены перед тремя тавернами на площади, и старики с картами в руках, сидя за бутылочкой пива, обменивались воспоминаниями об их призыве.
Но уже туман, что мы видели в долине, подбирался к церкви. Проехала тяжело нагруженная телега – первая пустившаяся этим вечером в путь к городу на рынок, та, что, наверное, прихватила до вокзала и маленького черного месье с его наукой; это была длинная повозка, крытая зеленым брезентом, который нависал аркой, а затем свободно покрывал короба и корзины. Я смотрел вслед повозке до тех пор, пока она не скрылась за поворотом дороги: я тоже иногда, лежа на брезенте, пересекал ночь и длинные равнины. «Спи», – говорил мой дед, накидывая мне на колени шерстяную шаль; но я не мог спать; голос доходил до меня из темноты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28