Не было «клана» и у Дмитрия I. Линию Рюриковичей, происходящих от сына Александра Невского, Даниила, начал «сводить» уже дед Грозного, Иван III (вспомним хотя бы его расправу с братом Андреем Горяем и сыновьями последнего). Сурово обходился со своими братьями и отец Грозного, Василий; вдова же Василия, мать Грозного Елена, просто физически расправилась со своими деверями Андреем и Юрием. Но это не была жестокость, а, что называется, жизнь! Самые близкие родичи правителя – «начинающего абсолютиста» – конечно же, самые заклятые его враги и самые реальные претенденты на престол. Это побудило и самого Грозного к расправе над своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем и семейством последнего. Таким образом, у Дмитрия I не было своего клана. Шуйские, происходившие от другого сына Невского, от Андрея Александровича (или, что менее вероятно, от младшего брата Невского, Андрея Ярославича), не намеревались поддерживать Дмитрия, они ведь сами имели основания претендовать на престол. И если даже Ивану Грозному не удалось, хотя он действовал достаточно длительный период, однако не удалось заменить «клановость» «служилостью», то было совсем уж невероятно ждать, что это удастся Дмитрию, имевшему дело, например, с тем же сильным кланом Шуйских.
Дальнейшие события смуты достаточно известны, и мы рассмотрим только некоторые моменты – в том плане, как их интерпретирует Романовская концепция. Престол занял после убийства Дмитрия I Василий Шуйский, кстати, последний Рюрикович на русском троне. Восшествие его на престол осуществилось по уже известной нам модели: «родство» плюс феодальная поддержка (имитация «избрания»). Шуйский характеризуется в рамках Романовской концепции как правитель весьма «неспособный». Впрочем, оно и понятно. Подходя все ближе к воцарению Романовых, историкам необходимо подчеркнуть их роль «спасителей» России от всевозможных бедствий: от «беспорядков» смуты, от «дурного правления» Шуйского, от «польской интервенции» и т. д. Между тем Василий Шуйский теряет престол (ему пришлось постричься в монахи) вследствие победоносного продвижения польских войск. Однако действовали прежде всего не «право», а «сила». Сигизмунд III уже не намеревался поддерживать «законную царицу» Марию Мнишек, ему «интереснее» было действовать в своих интересах. На русский престол заявил претензии его сын, королевич Владислав, и был поддержан частью русской знати. Здесь Романовская концепция резко осуждает «антинациональный акт». Остановимся подробнее на этом осуждении. Для русского престола оставались два варианта: либо представитель одного из правящих родов Европы, либо захват власти кем-нибудь из местной знати. Любопытно и стремление английских историков противопоставить «чужую» Марию Стюарт «англичанке» Елизавете. Интересно также, что в дальнейшей истории Европы при определении «права на престол» доминирует именно примат «родовитости», «королевского рода». В результате, что также занятно, к XX веку фактически все престолы Европы были заняты особами, представлявшими немецкие княжеские дома. Виктория Английская – представительница Ганноверской династии, ее супруг Альберт – Саксен-Кобург; фактически чистокровные немцы правят на протяжении XIX столетия и Российской империей. Впрочем, когда Елизавета I оставила престол Иакову, сыну «чужой» Марии Стюарт, он уже также не считается «чужаком». Вспомним, однако, и то, как упорно подчеркивали австрийское происхождение Марии-Антуанетты – «австриячка» – французские революционеры. Понятие «нации» только нарождалось, и они спешили эксплуатировать его. Любопытно, что Марию Лещинскую, супругу Людовика XV, «полячкой» не называли. И вот еще пример из современного искусства, из немецкого фильма о юности королевы Виктории: узнав, кто предназначен в мужья молодой английской королеве, гувернантка-немка радостно восклицает: «Немец!»… Что же все это? Смешно? Забавно? О нет! Рожденное в первых пылких порывах первой французской революции понятие «нация» сделается чудовищем дальнейшей истории человечества, будет унижать и угнетать людей, калечить и ломать их разум и чувства куда более, нежели даже сословно-монархическое деление. Это углубляющееся противоречие между понятием «национального единения» и своеобразным «монархическим интернационализмом» в конце концов погубит и династию Романовых…
Между тем на арену русской истории в «смутное время» выступили загадочные «народные массы» – это казаки и объединенные Иваном Болотниковым крестьяне. И снова: не входит в наши задачи сейчас подробный анализ этого явления, но, поскольку представители династии Романовых будут с этим явлением сталкиваться и в дальнейшем, попытаемся дать ему краткую, по возможности, характеристику.
Тогда Россия впервые столкнулась с этим самым «выступлением народных масс». (Обратим внимание на то, что Франция пережила «Жакерию» в начале второй половины XIV века, и в том же XIV веке, в конце его, Англия переживает «восстание Уота Тайлера».) В дальнейшем России, уже при Романовых, предстоит пережить выступления Степана Разина и Емельяна Пугачева. Что же они такое, эти загадочные выступления «народных масс»? Вероятно, ответить на этот вопрос более или менее логично, попытаться оценить действия личностей, подобных Уоту Тайлеру и Ивану Болотникову, вовсе не так просто. Что прежде всего бросается в глаза? «Народные массы», объединенные сильными и своеобразными личностями, все же пасуют перед силой государства, даже ослабленного, как Россия в период смуты (это хорошо сумел показать Василий Шукшин в романе о Разине «Я пришел дать вам волю»).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16