ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Геннадий КАРПОВ
Выявление паразмата
Жизнь юностью цветёт
Смерть старостью по жизни бьёт.
Жизнь попирает смерть любовью
Смерть очищается от жизни кровью.
В юдоли смерти всё исчезнет, всё уйдёт.
Там нет любви, и смех там пропадёт.
Так хохочи, пока смеётся,
И успевай – люби, пока даётся.
ЖИЗНЬ – это смех сквозь слёзы.
ЛЮБОВЬ – это жизнь, смеющаяся над смертью.
Хочешь жить и любить – СМЕЙСЯ!!!
(Кармаг Фандемири[1], из цикла «Шут, смеявшийся на плахе»).[2]
Повесть первая
КАЖДОМУ СВОЁ
Часть первая
УВАЖЕНИЕ И ЧЕСТЬ РАСТУТ НА ЧУЖОЙ КРОВИ.
Упал на сердце мести мрак!
Теперь не рад ты поцелую так,
Щербет тебе не сладок, как
Приятен взгляду мучающийся враг!
О, фудаин!
Жестоких игр невольный брат
Ты пленник чести, смерти сват.
(Кармаг Фандемири)
Глава первая.
Галактика: сектор ТХ 37-48.
Ятагкхана: созвездие/скопление, Г2-Х119, 1080 звёзд.
Халла: звезда, KGN-17B-64Y, желтый карлик.
Система Халла: семь планет, 38 планетоидов/спутников.
Отушзтан: четвёртая планета системы.
Завдия: третий по величине материк планеты.
Аграшван: провинция на севере материка.
Тюлькили: горная область на юго-востоке провинции.
Артыгача: лесистый склон горы Арты у аула Гыюрлы.
17157 год, 1 мохххама, около 5 часов ночи. Лес.
Беспокойному ожиданию приходил конец. Шипящие очереди алемов[3] и взрывы газовых гранат звучали всё реже и реже, и уже не заглушали одиночные выстрелы. Но и тех становилось всё меньше и меньше.
Пальба затихала…
Заканчивалась тревожная ночь. Наступали предрассветные сумерки. Всё чётче и чётче на фоне неба прорисовывались верхушки деревьев. Чёрная стена окружающего леса серела и расслаивалась. В проступавших силуэтах уже можно было угадать карыгачи, чуты, чунары, кусты.
Выстрел… Ещё два подряд…
Стихло… Почти стихло – теперь предутреннюю тишину нарушали лишь суматошные крики, доносившиеся из-за забора особняка. Но и этот гомон не портил наступившую предрассветную идиллию, так как из-за расстояния был едва слышен, и при желании на него можно было не обращать внимания.
Рассветало, быстро светлело… Силуэты деревьев набирали объём, на них прорисовались мохнатые лапы ветвей и листва. Стал виден особняк.
Заскрипели ворота, показались двое. Сначала какой-то голодранец, по одежде вроде Варман, за ним Касан. Фудаин легко узнавался по широкому патронташу, состоящего из сцепленных футляров для рожков-аккумуляторов от элм-автомата – алема. Широкая лента боеприпасов наискосок от пояса через правое плечо охватывала торс фудаина. Она почти полностью прикрывала грудь и спину Касана, довольно успешно заменяя ему бронежилет.
Голодранец остался у ворот и начал распахивать их, а Касан неспешно направился вниз к перелеску. Шёл шумно, не таясь. Свой алем он небрежно закинул за спину.
Выйдя на поляну к группе людей, фудаин направился к тройке мужчин, обособленно стоявшим в центре на пригорке. Только они до сих пор ещё не сняли очки ночевидения, и от этого вид у них был не очень приветливый. Подойдя, Касан почтительно склонился перед коренастым, стоявшим в середине тройки:
– Господин, всё сделано.
– Лийла-кысы и Лойла-бала не пострадали?
Фудаин опустил глаза и не издал ни звука.
– Они в безопасности?
Касан склонился чуть ниже.
– Они живы?!
– Мы их не нашли, господин.
– Как это не нашли?! Мне их что – самому искать!?
– Во всём доме была лишь одна женщина, господин. Мы не сумели помешать – её успели зарезать.
Херим Еги Матаран некоторое время молчал.
– А Биркули, эти недоноски… там?
– Мы захватили Гудара и Гахрамара. Они живы – мы выполнили ваш приказ, господин.
– А ублюдок Гухрихар? Убит?! Или его тоже нет?!
Через очки ночевидения Херим Еги Матаран увидел, как заметно ярче стало лицо фудаина.
Касан склонился ещё ниже:
– Нет, не убили, но и среди живых его нет, господин.
– Г-гхрр-ы-ы… – взрычал Матаран, – Червивая морда! – и изо всех сил пнув Касана, быстро пошёл к дому, где последний месяц базировались братья Биркули и их люди.
За ним, обходя поверженного слугу, двинулись его двоюродные братья Херим Ишан и Херим Мартан. Оба на голову выше брата, не худые, но казавшиеся такими, рядом с ним, мягко говоря, очень дородным.
Фудаин, успевший спрятать от удара лицо, не спеша поднялся и, держась на почтительном расстоянии от своих нанимателей, пошёл вслед за ними.
«Сколько денег! унижений! риска! – и почти напрасно!» – кипящий Матаран, проходя ворота, от души приложился прикладом алема по уху зазевавшегося Вармана. Тот ойкнул и, сползая по створке ворот, завыл, размазывая по лицу кровь с разбитого уха. Взбешённый воплем, Матаран вернулся, сбил бедолагу наземь и пинками заставил умолкнуть. Шедшие за родственником, Ишан и Мартан тоже сочли нужным подарить по пинку, скорчившемуся в пыли, тихо всхлипывающему голодранцу.
Проходя двор, Матаран мельком огляделся: скольких наёмников на страже держали Биркули? Мало… всего троих. Не боялись? Не ожидали? Или, может быть, людей мало осталось?..
Двое задушенных лежали ничком сразу за воротами. Скрюченные пальцы одного из них так и не выпустили шнура, которым его удушили. Третий, здоровущий детина, зарезанный, скорчившись, лежал в луже крови и в собственных кишках около двери. Было видно – умер не сразу, помучился. Совсем молодой, ещё безбородый, – он был красив, хотя лицо исказила маска смерти: рот до отказа набитый чёрной кляповой массой, казалось, вопил, а широко раскрытые глаза, ещё блестящие, не замутнённые небытием, безумно о чём-то молили небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Выявление паразмата
Жизнь юностью цветёт
Смерть старостью по жизни бьёт.
Жизнь попирает смерть любовью
Смерть очищается от жизни кровью.
В юдоли смерти всё исчезнет, всё уйдёт.
Там нет любви, и смех там пропадёт.
Так хохочи, пока смеётся,
И успевай – люби, пока даётся.
ЖИЗНЬ – это смех сквозь слёзы.
ЛЮБОВЬ – это жизнь, смеющаяся над смертью.
Хочешь жить и любить – СМЕЙСЯ!!!
(Кармаг Фандемири[1], из цикла «Шут, смеявшийся на плахе»).[2]
Повесть первая
КАЖДОМУ СВОЁ
Часть первая
УВАЖЕНИЕ И ЧЕСТЬ РАСТУТ НА ЧУЖОЙ КРОВИ.
Упал на сердце мести мрак!
Теперь не рад ты поцелую так,
Щербет тебе не сладок, как
Приятен взгляду мучающийся враг!
О, фудаин!
Жестоких игр невольный брат
Ты пленник чести, смерти сват.
(Кармаг Фандемири)
Глава первая.
Галактика: сектор ТХ 37-48.
Ятагкхана: созвездие/скопление, Г2-Х119, 1080 звёзд.
Халла: звезда, KGN-17B-64Y, желтый карлик.
Система Халла: семь планет, 38 планетоидов/спутников.
Отушзтан: четвёртая планета системы.
Завдия: третий по величине материк планеты.
Аграшван: провинция на севере материка.
Тюлькили: горная область на юго-востоке провинции.
Артыгача: лесистый склон горы Арты у аула Гыюрлы.
17157 год, 1 мохххама, около 5 часов ночи. Лес.
Беспокойному ожиданию приходил конец. Шипящие очереди алемов[3] и взрывы газовых гранат звучали всё реже и реже, и уже не заглушали одиночные выстрелы. Но и тех становилось всё меньше и меньше.
Пальба затихала…
Заканчивалась тревожная ночь. Наступали предрассветные сумерки. Всё чётче и чётче на фоне неба прорисовывались верхушки деревьев. Чёрная стена окружающего леса серела и расслаивалась. В проступавших силуэтах уже можно было угадать карыгачи, чуты, чунары, кусты.
Выстрел… Ещё два подряд…
Стихло… Почти стихло – теперь предутреннюю тишину нарушали лишь суматошные крики, доносившиеся из-за забора особняка. Но и этот гомон не портил наступившую предрассветную идиллию, так как из-за расстояния был едва слышен, и при желании на него можно было не обращать внимания.
Рассветало, быстро светлело… Силуэты деревьев набирали объём, на них прорисовались мохнатые лапы ветвей и листва. Стал виден особняк.
Заскрипели ворота, показались двое. Сначала какой-то голодранец, по одежде вроде Варман, за ним Касан. Фудаин легко узнавался по широкому патронташу, состоящего из сцепленных футляров для рожков-аккумуляторов от элм-автомата – алема. Широкая лента боеприпасов наискосок от пояса через правое плечо охватывала торс фудаина. Она почти полностью прикрывала грудь и спину Касана, довольно успешно заменяя ему бронежилет.
Голодранец остался у ворот и начал распахивать их, а Касан неспешно направился вниз к перелеску. Шёл шумно, не таясь. Свой алем он небрежно закинул за спину.
Выйдя на поляну к группе людей, фудаин направился к тройке мужчин, обособленно стоявшим в центре на пригорке. Только они до сих пор ещё не сняли очки ночевидения, и от этого вид у них был не очень приветливый. Подойдя, Касан почтительно склонился перед коренастым, стоявшим в середине тройки:
– Господин, всё сделано.
– Лийла-кысы и Лойла-бала не пострадали?
Фудаин опустил глаза и не издал ни звука.
– Они в безопасности?
Касан склонился чуть ниже.
– Они живы?!
– Мы их не нашли, господин.
– Как это не нашли?! Мне их что – самому искать!?
– Во всём доме была лишь одна женщина, господин. Мы не сумели помешать – её успели зарезать.
Херим Еги Матаран некоторое время молчал.
– А Биркули, эти недоноски… там?
– Мы захватили Гудара и Гахрамара. Они живы – мы выполнили ваш приказ, господин.
– А ублюдок Гухрихар? Убит?! Или его тоже нет?!
Через очки ночевидения Херим Еги Матаран увидел, как заметно ярче стало лицо фудаина.
Касан склонился ещё ниже:
– Нет, не убили, но и среди живых его нет, господин.
– Г-гхрр-ы-ы… – взрычал Матаран, – Червивая морда! – и изо всех сил пнув Касана, быстро пошёл к дому, где последний месяц базировались братья Биркули и их люди.
За ним, обходя поверженного слугу, двинулись его двоюродные братья Херим Ишан и Херим Мартан. Оба на голову выше брата, не худые, но казавшиеся такими, рядом с ним, мягко говоря, очень дородным.
Фудаин, успевший спрятать от удара лицо, не спеша поднялся и, держась на почтительном расстоянии от своих нанимателей, пошёл вслед за ними.
«Сколько денег! унижений! риска! – и почти напрасно!» – кипящий Матаран, проходя ворота, от души приложился прикладом алема по уху зазевавшегося Вармана. Тот ойкнул и, сползая по створке ворот, завыл, размазывая по лицу кровь с разбитого уха. Взбешённый воплем, Матаран вернулся, сбил бедолагу наземь и пинками заставил умолкнуть. Шедшие за родственником, Ишан и Мартан тоже сочли нужным подарить по пинку, скорчившемуся в пыли, тихо всхлипывающему голодранцу.
Проходя двор, Матаран мельком огляделся: скольких наёмников на страже держали Биркули? Мало… всего троих. Не боялись? Не ожидали? Или, может быть, людей мало осталось?..
Двое задушенных лежали ничком сразу за воротами. Скрюченные пальцы одного из них так и не выпустили шнура, которым его удушили. Третий, здоровущий детина, зарезанный, скорчившись, лежал в луже крови и в собственных кишках около двери. Было видно – умер не сразу, помучился. Совсем молодой, ещё безбородый, – он был красив, хотя лицо исказила маска смерти: рот до отказа набитый чёрной кляповой массой, казалось, вопил, а широко раскрытые глаза, ещё блестящие, не замутнённые небытием, безумно о чём-то молили небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13