Они летят на нас!
— Не долетят, если мы сможем запустить столько же на них.
— При условии, если мы уверены, что они сработают.
Майлс проводил меня до выхода из блока "С". Мы бросили друг на друга прощальный взгляд и сразу отвернулись. Как будто чувствовали себя виноватыми в убийстве кого-то совершенно ни в чем не повинного. Да, странное чувство.
И все это происходило, когда я загорал, пил и развлекался на флоридских пляжах. Уму непостижимо! Я не стал подниматься к Мотлингу — просто зашел в контору, вернул пропуск, сел в машину и тут же уехал. От них. А от себя? Боюсь, это было куда сложнее. Впрочем... впрочем, надо срочно, ни в коем случае не откладывая, повидать еще одного человека. Моего последнего прямого родственника, брата отца, дядю Альфреда Дина.
Перекусив на скорую руку в ближайшем кафе, я бросил машину и пешком дошел до арландского гимнастического зала. Когда много лет тому назад умерла тетушка Маргарет, дядя Альфред сразу же продал гранитный дворец, который в свое время построил для них мой отец. Вместо него там возвели современный супермаркет, а дядя переехал в отвратительное красно-коричневое здание центрального городского гимнастического клуба. Почему-то ему так захотелось.
В приемной мне сказали, что постараются вызвать мистера Альфреда Дина из карточного зала. Как только смогут. В ответ я попросил их не беспокоиться, поскольку без труда смогу это сделать и сам. В свое время я тоже был постоянным членом этого клуба. Купил у них пачку сигарет и не торопясь отправился в карточный зал.
Там, увлеченно играя в бридж, сидело шесть человек. Дядя Альфред, сразу же заметив меня, сначала поднял вверх три пальца — очевидно, именно в этот момент объявляя ставку, — а затем указал ими на холл. Я послушно вышел, сел в удобное кресло, взял с низенького столика какой-то яркий журнал. Когда дядя Альфред буквально через несколько минут вышел, я отбросил журнал в сторону и встал.
Когда-то у него был острый, птичий, даже по-своему хищный взгляд и манера поведения, в которой чувствовалась жажда жизни.
Он несколько раз писал мне, просил вернуться на фирму. В его письмах всегда ощущалась тревога за невольное осознание своей собственной никчемности и вынужденного безделья. Хотя все время подчеркивал, что совершенно не приспособлен ни к какому делу. Скучно, неинтересно, ну и тому подобное.
Теперь ни в его походке, ни в глазах уже не было ничего подобного — заметно пожилой, уставший от жизни и в каком-то смысле испуганный человек. Может быть, даже боящийся всего на свете. Мне было грустно видеть, как у него время от времени нервно подрагивает голова, моргают глаза.
— Позволь мне угостить тебя стаканчиком виски, Геван, — сказал он, отводя меня к бару. Мы сели за стол. И я вдруг увидел в его глазах слезы. Дядя смахнул их ладонью и смущенно улыбнулся. Как бы извиняясь. — В последнее время со мной что-то происходит, мой мальчик, но вот что — толком не знаю. Совсем как маленькая девочка...
— Рад видеть тебя, дядя Ал.
Официант принес виски. Он взял свой бокал, поднял его.
— За Кена. Пусть земля ему будет пухом!
Мы выпили. Помолчали, потом начали говорить. Его речь была уже далеко не такой внятной и связной, как когда-то в старые добрые времена.
— Да, Кен до сих пор стоит у меня перед глазами, как живой. Никогда не вставал на задние лапки. Никогда! Господи, как же он переживал все это! Ты ушел, но именно тебе тогда этого и не надо было делать. Так он считал. Как же, как же, до сих пор помню тот день, когда мне пришлось сказать твоему деду, что я собираюсь уйти с завода. Но у него был твой отец. И этого оказалось достаточно. Ты же мог вести дело сам. Без нас. Без меня, без Кена... Мы, наверное, слишком мягкие или что-то в этом роде. Не знаю...
— Дядя Ал, что сейчас происходит на заводе?
— Тогда, в тот день, он был просто вне себя. Слышал бы ты его!
— Кто такой Мотлинг и что он там делает, дядя Ал?
— Мотлинг? Плюс полковник и жена Кена? Не те люди, совсем не те люди, мой мальчик. Так считает Карч. Говорит, Мотлинг ненадежен. Там нужен Уолтер Грэнби. Знаешь, ведь Мотлинг тоже живет здесь, в клубе, прямо надо мною. Всего этажом выше. Когда мы вдруг совершенно случайно встречаемся на лестнице, он иногда даже покровительственно поглаживает меня по головке. Вот так! — На какой-то момент в моих глазах промелькнул тот самый былой дядя Ал, живой, энергичный, полный жизни и желаний...
Значит, все, как Уолтер и говорил. Похоже, так оно и есть. Я вдруг вспомнил, как много лет назад мы с дядей Алом ездили поездом в Нью-Йорк. Мне тогда было всего двенадцать, и все казалось просто фантастикой — обед в шикарном вагоне-ресторане, пролетающие за окном вагона рощи, озера, ожидание того, что скоро предстоит увидеть в главном городе страны... Это было уже после смерти тети Маргарет. Мы пообедали, он выпил маленькую бутылочку джина, а мне купил пива. В моем-то возрасте! Дядя Ал. Потом он ненадолго куда-то отлучился, а когда я снова увидел его через час, то рядом с ним уже стояла какая-то очень красивая девушка. Совсем как на обложке модного журнала. Она стояла и смеялась низким, глубоким, почти мужским смехом.
Нью-Йорк оказался настолько большим и деловым, что я моментально почувствовал себя не двенадцатилетним подростком, а шестилетним ребенком. Мы жили в трехкомнатном номере какого-то жутко старомодного отеля в самом центре, где дядя Ал всегда любил останавливаться и где все его знали.
Наш визит длился целых три дня и был совсем не таким, как я ожидал. Вечерами дядя Ал обычно приглашал женщину, с которой познакомился в поезде, мы ходили куда-нибудь ужинать, он, само собой разумеется, покупал мне что-то вкусненькое, а затем говорил, что мне пора идти спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101