Не прошло и месяца, как Джоан Перри знала мой стиль выражения мыслей настолько хорошо, что мне порой было крайне трудно отличить, какие письма я продиктовал ей сам, а какие она написала по моей просьбе. Ей каким-то совершенно неведомым образом удавалось выпроваживать назойливых или нежеланных посетителей, которые смогли бы пробраться даже через «железную» мисс Браунвел, и без очереди впускать ко мне тех, кого я на самом деле очень хотел видеть. В ее аккуратной головке прекрасно умещались все мои встречи и расписания, поэтому каждое утро, когда я приходил на работу, на моем письменном столе поверх почты уже лежало напечатанное напоминание не только о запланированных встречах, но и о тех, которых, скорее всего, следовало ожидать.
Она была милой молоденькой девушкой со светло-рыжими волосами, всем своим видом производившей впечатление абсолютной девственной свежести. Причем настолько была преданной и верной, что иногда меня это даже приводило в смущение. В то утро, когда я продиктовал ей мое прошение об отставке, она ушла его напечатать, а когда по меньшей мере минут через десять вернулась, ее глаза были красными от слез, но голос оставался таким же твердым и спокойным, будто ничего не случилось.
Я дозвонился Джоан по телефону, и ее голос был таким же, как в то последнее утро.
— Я уже слышала, что вы в городе, мистер Дин.
Интересно, насколько эти долгие четыре года ее изменили?
— Мисс Перри, не могли бы мы с вами встретиться и поговорить?
— Конечно, мистер Дин. Когда?
— Ну, скажем, сегодня вечером.
— Хорошо. В девять часов на углу у магазина скобяных изделий вас устроит?
— Вполне. Тогда до встречи.
Хотя ее голос совсем не изменился, по интонации было ясно, что она прекрасно понимает, для чего именно мне нужна эта встреча. Информация! И, судя по скорости ее ответов, ей, похоже, было о чем мне рассказать.
После обеда я нашел в телефонном справочнике ближайшее к гостинице прокатное агентство, заказал на весь день новый «шевроле»-седан, а когда его пригнали, сел за руль и на небольшой скорости проехал мимо дома, где когда-то родился. Затем направился на юг, к выезду из города. Покатавшись какое-то время по некогда родным окрестностям, я остановился поблизости от местечка, где мы любили устраивать семейные пикники. Увы, все здесь изменилось до полной неузнаваемости: ни вязов, ни тополей, пруд, в котором мне однажды удалось поймать трехкилограммовую рыбину — кажется, это была бурая форель, — засыпали, шоссе выпрямили и сильно расширили, а там, где мы с Кеном до самозабвения играли в индейских разведчиков, прячущихся среди густых кустов и готовых в любой момент выскочить с громкими криками, теперь стоял открытый придорожный кинотеатр с удобными подъездами и паркингами для автомобилистов, современного вида кафе, крупные рекламные щиты с блондинистыми полураздетыми красотками, целый ряд магазинчиков и лотков...
Не без грусти осматривая все это, я не забывал время от времени поглядывать на ручные часы и с еще более грустным чувством думать о Ники. Неизвестно, по какой именно причине, у меня в горле иногда даже появлялся противный комок.
Ровно в четыре тридцать я подъехал к дому, который Кен построил для Ники в районе Лайм-Ридж. Гладкая, широкая и извилистая асфальтовая подъездная дорожка вела наверх, к стоянке у бокового входа.
Да, это был дом, который я и сам хотел бы построить для нее, — белый, низкий, продолговатой Г-образной формы, с широкой белой трубой, черными жалюзи, низкими, по-своему даже элегантными спусками карниза... Газон был идеально подстрижен, от соседей участок отделяла высокая живая изгородь; гараж на три машины располагался за застекленной перегородкой между секциями дома, а за ним виднелось небольшое, но тоже симпатичное строение, которое, судя по всему, предназначалось для прислуги. Вообще весь этот комплекс создавал впечатление полного благополучия и в лучах весеннего солнца выглядел как идеальное место, где люди живут счастливо, в атмосфере полного мира, согласия и уверенности в завтрашнем дне.
Около гаража стояло два автомобиля — большой серый «кадиллак» и маленький темно-синий «ягуар» с открытым верхом. Обе машины имели местные номера, поэтому я решил, что большая раньше принадлежала Кену, а вторая... Впрочем, теперь и та и другая принадлежали Ники, равно как и дом, гараж, идеально подстриженная лужайка, живая изгородь — короче говоря, все. Что ж, неплохое, очень неплохое приобретение для безработной девушки, которая относительно недавно, всего четыре года тому назад, с горящими от гнева глазами поджидала меня на улице под проливным декабрьским дождем. Такие мысли, похоже, помогали мне справиться с нарастающей нервозностью от ожидания предстоящей встречи.
На мой звонок дверь открыла привлекательная и совсем молоденькая чернокожая девушка в белом фартуке. Она взяла у меня шляпу и почему-то очень тихим голосом сообщила, что мне следует идти прямо по коридору в гостиную, а она тем временем предупредит миссис Дин о моем приходе.
Так, большая светлая комната, низкая элегантная мебель под цвет шоколада, лимонно-желтые портьеры на большом квадратном окне, выходящем на огромную, тихую, аккуратно подстриженную зеленую лужайку; небольшой бар на колесиках в одном из углов, везде свежие цветы, справа встроенные полки, заставленные множеством книг, в основном в светло-серых переплетах, нейтрального цвета ковер во весь пол... Я закурил сигарету, выбросил обгоревшую спичку в камин, рядом с которым высилась небольшая стопка не без изящества уложенных березовых поленьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101