Кэтрин прошла к себе в комнату, стараясь собраться с душевными силами для возобновления знакомства с капитаном Тилни. Несмотря на неблагоприятное мнение о его поступке и уверенность в пренебрежительном отношении к ней столь блестящего офицера, было приятно, что встреча их состоится все же не при тех обстоятельствах, которые сделали бы ее еще более затруднительной. Она не сомневалась, что он не станет говорить о мисс Торп. Сейчас, когда он уже должен был стыдиться сыгранной им роли, этого можно было не бояться. И поскольку тема о Бате будет исключена, она сможет вести себя с ним вполне дружески. Эти мысли заняли у нее довольно много времени. Прошло полчаса, а Элинор все не возвращалась. То, что она так обрадовалась брату и должна была так много ему сказать, свидетельствовало несомненно в его пользу.
В эту минуту Кэтрин уловила шаги в галерее. Она постаралась к ним прислушаться, но стихло. Едва лишь, однако, она убедила себя, что ей это только почудилось, как чуть слышное движение около ее комнаты заставило ее вздрогнуть. Казалось, кто-то прикоснулся к двери — и через мгновенье слабое шевеление дверной ручки подтвердило, что на нее снаружи легла чья-то рука. Мысль, что к ней пытаются проникнуть с такой осторожностью, вызвала у нее легкую дрожь. Но, решив не поддаваться больше воображаемым страхам и осточертевшим ей зловещим признакам, она заставила себя спокойно шагнуть вперед и распахнуть дверь. За дверью стояла Элинор, — всего только Элинор. Однако тревога Кэтрин рассеялась ненадолго — Элинор выглядела бледной и потрясенной. Хотя она явно направлялась в комнату подруги, ей, казалось, трудно было переступить порог и еще труднее заговорить. Объяснив состояние Элинор ее огорчением по поводу дел. капитана Тилни, Кэтрин смогла выразить ей сочувствие лишь безмолвной заботой — усадив ее в кресло, растерев ей виски лавандовой водой и нежно прильнув к ней щекой.
— Кэтрин, дорогая, оставьте меня, ради Бога оставьте! — были первые связные слова, вырвавшиеся у Элинор. — Я прекрасно себя чувствую. Ваше участие заставляет меня еще больше страдать — я этого не вынесу. Я пришла к вам с таким известием!
— С известием? Ко мне?
— Как мне о нем сказать?! Боже, как мне сказать!
Новая, возникшая в голове Кэтрин догадка вызвала на ее лице такую же бледность, как у Элинор.
— Кто-нибудь прибыл из Вудстона?
— Ах нет, совсем не то, — сказала Элинор, глядя на подругу со страдальческим видом. — Это вовсе не из Вудстона. Это отец. При последних словах голос ее дрогнул, взгляд потупился.
Сердце Кэтрин упало от одного только известия о непредвиденном приезде генерала, и в течение какого-то времени она вовсе не думала, что ее ждет более неприятная новость. Она молчала. И Элинор, пытаясь взять себя в руки и произносить слова твердо, не поднимая глаз, вскоре заговорила опять:
— Вы слишком добры, я знаю, чтобы рассердиться на меня за поручение, которое я вынуждена исполнить. Я с большой неохотой передаю вам чужую волю. После нашей недавней беседы, после утренней договоренности, — я была этому так рада, так благодарна! — что вы отложите свой отъезд еще, как мне бы хотелось, на много недель, — могу ли я сказать вам, что надобность в вашем великодушии, увы, отпала, что удовольствие, которое вы до сих пор нам дарили, должно быть оплачено… Я не нахожу слов! Кэтрин, моя дорогая, мы вынуждены расстаться. Отец вспомнил о данном им обещании, ради которого мы должны всей семьей выехать в понедельник. Мы едем на две недели в имение лорда Лонгтауна около Херефорда. Объяснения и оправдания в равной степени невозможны. Ни на то, ни на другое я неспособна.
— Элинор, дорогая, — воскликнула Кэтрин стараясь по возможности совладать со своими чувствами, — незачем огорчаться! Более поздняя договоренность должна быть отменена ради предшествовавшей. Мне очень грустно, что мы расстаемся, притом так быстро, так внезапно. Но я ничуть не обижена — ни в малейшей степени. Я могу прервать мое пребывание здесь как вы знаете, в любое время. А когда вы вернетесь от этого лорда, вы сможете приехать в Фуллертон.
Элинор молчала. И Кэтрин, вспомнив об обстоятельствах, более близких ее сердцу, добавила, выражая вслух свои мысли:
— Понедельник — уже в понедельник! И вы уезжаете все?! Ну что ж, мне все же удастся… Я все же смогу попрощаться… Не правда ли, я ведь могу уехать перед самым вашим отъездом? Не огорчайтесь, Элинор, меня понедельник вполне устраивает. То, что мои родители не будут об этом предупреждены, не имеет значения. Генерал, конечно, пошлет со мной — хотя бы до половины пути — служанку, а там будет уже рукой подать до Солсбери, это всего в девяти милях от нашего дома.
— Увы, Кэтрин, если бы все обстояло так, это бы еще куда ни шло, хотя и тогда вам не было бы оказано и половины внимания, которого вы заслуживаете. Но вы должны — мне тяжело вам это сказать — покинуть нас завтра же утром, и вам не предоставляется даже право выбрать время отъезда. Распоряжение об экипаже уже отдано, — он будет готов к семи часам, и никакая служанка с вами не поедет. — У Кэтрин перехватило дыхание, зарябило в глазах и она присела на стул. — Когда мне об этом сказали, я не поверила своим ушам. Любое ваше справедливое чувство обиды, любое негодование не уступают тому, что я сама… Но говорить вам о моих чувствах ни к чему. Если бы я хоть чем-нибудь могла это все объяснить! Боже мой, что скажут ваши родители! После того, как вас увезли от настоящих друзей почти вдвое дальше от дома, вас выпроваживают, пренебрегая даже простейшими правилами вежливости!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79