Что касается пола, то он был не
земляной, как в подвалах большинства старых домов, а кирпичный. Это
несколько озадачило меня, но, внимательно обследовав его при свете лампы, я
пришел к выводу, что кирпич был настелен не при постройке дома, а
значительно позже вероятно, уже при моем двоюродном деде Септимусе.
В противоположных концах подвала виднелись два квадратных люка с
большими железными кольцами. Один из них, судя по подведенной к нему из
стены грубе и стоявшему здесь же насосу, прикрывал резервуар для воды. Под
вторым, скорее всего, была яма для фруктов или овощей. Желая убедиться в
правильности своего предположения, я приблизился к нему, взялся за кольцо и
рванул крышку на себя.
Моему удивлению не было предела, когда вместо ямы моя лампа осветила
ряд уходящих вниз кирпичных ступеней. Спустившись по ним, я очутился в
тоннеле, который, насколько я мог судить, был прорыт в толще холма и уводил
далеко за пределы дома в северо-западном направлении. Пригнувшись, я
двинулся вперед по тоннелю, дошел до ближайшего поворота, завернул за него и
остановился, теряясь в догадках относительно предназначения этого подземного
коридора.
Не без оснований рассудив, что тоннель был прорыт по инициативе моего
двоюродного деда, я уже было собрался повернуть назад, как вдруг свет моей
лампы упал на какой-то металлический предмет на небольшом расстоянии
впереди, и, сделав еще несколько шагов, я очутился перед новым люком. Открыв
его, я увидел под собой большую круглую комнату, в которую вело семь
кирпичных ступеней.
Не в силах противиться искушению, я сошел вниз и огляделся по сторонам,
высоко подняв лампу. Посреди комнаты высились какие-то загадочные сооружения
из камня, образуя композицию в виде алтаря и ряда скамей. А на кирпичном,
как и в подвале, полу виднелось множество небрежно выполненных схем, весьма
напоминающих те, что я видел в доме. Но если наличие астрономических
чертежей под куполом объяснялось тем, что оттуда открывался вид на небо, то
для чего они были нужны здесь, осталось для меня тайной.
Зато я ничуть не удивился, когда увидел в полу перед алтарем очередной
люк. Соблазн взяться за большое железное кольцо был велик, но интуиция
подсказала мне не делать этого. Я ограничился тем, что приблизился к нему,
однако и этого оказалось достаточно, чтобы ощутить сквозняк и сделать вывод,
что под этой подземной комнатой есть потайной ход, ведущий наружу. Я
вернулся в тоннель, но не пошел обратно в дом, а проследовал дальше.
Пройдя примерно с три четверти мили, я уперся в массивную деревянную
дверь, запертую на засов с моей стороны. Я поставил лампу на пол, снял засов
и толкнул дверь. Передо мной возникли густые заросли, благодаря которым вход
в тоннель был надежно замаскирован от посторонних глаз. Я двинулся напролом
через чащу, и вскоре моему взору открылся великолепный вид на сельскую
местность, расстилавшуюся далеко во все стороны от подножия холма, на склоне
которого я стоял. На некотором расстоянии впереди виднелся Мискатоник с
перекинутым через него каменным мостом; повсюду были разбросаны одиночные
фермы, но, судя по их запущенному виду, в них уже никто не жил. С минуту я
стоял, завороженно глядя на развернувшуюся передо мной панораму, а затем
пустился в обратный путь, размышляя на ходу о предназначении хитроумного
тоннеля, подземной комнаты и того, что в ней находилось. Так и не придя ни к
какому определенному выводу, я остановился на том, что все это служило в
качестве потайного хода, но зачем и кому был нужен этот ход, осталось для
меня неясным.
Вернувшись в дом, я решил, что вторым этажом займусь как-нибудь в
другой раз, а пока попытаюсь навести порядок в кабинете. Бумаги,
разбросанные по столу и вокруг него, отодвинутый в спешке стул все указывало
на то, что мой двоюродный дед был срочно куда-то вызван и покинул кабинет,
оставив в нем все, как есть, с тем чтобы никогда больше в него не вернуться.
Я знал, что мой двоюродный дед Септимус Бишоп, будучи человеком
состоятельным, всецело посвятил себя научным изысканиям. Не исключено, что
предметом этих изысканий была астрономия, в том числе и те ее области, где
она соприкасается с астрологией, хотя последнее было маловероятно. Все это я
мог бы разузнать поточнее, если бы он постоянно переписывался с кем-нибудь
из своих братьев, живших в Англии, или вел дневник или хотя бы пользовался
записной книжкой но, увы, ни в письменном столе, ни среди бумаг я не
обнаружил ничего подобного. Содержание самих бумаг было для меня темным
лесом. Бесчисленные графики и чертежи состояли сплошь из одних дуг и
загогулин, в которых я ничего не понял, а потому недолго думая отнес их к
геометрии. Текстовая же часть была выполнена не на английском, а на каком-то
древнем языке, и даже для меня, свободно читающего по латыни и еще на
полудюжине языков, имеющих хождение на континенте, была абсолютно
непостижимой.
К счастью, в бумагах оказалась аккуратная связка писем, и после легкого
обеда, состоявшего из сыра, хлеба и кофе, я взялся за их разборку. Первое же
из писем повергло меня в изумление. Оно было без адреса и имело заголовок
"Звездная мудрость". Вот что гласило это письмо, начертанное затейливым
почерком посредством плакатного пера:
"Именем Азатота, силой знака Сияющего Трапецоэдра, ты постигнешь все,
как только призовешь Духа Тьмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9