Будучи почти квадратным и имея всего одну комнату, домик требовал немного заботы. Два окна с обеих сторон пропускали немного света, а дверь накренилась, словно в раздумьях, перед стеной океана. Дом был построен около десяти лет назад, но в силу его удаленности от Эллстона было затруднительно сдавать его даже в бурный летний период. Тут не было камина; он пребывал пустым и одиноким с октября до весны. Хотя на самом деле он располагался менее чем в миле от Эллстона, дом казался более далеким; из-за изгиба береговой линии можно было видеть только покрытые травой дюны в том направлении, где находилась деревня.
Первый день, уже наполовину прошедший, когда я встал, был проведен мною в наслаждении солнцем и безмятежными водами, чье степенное величие делало работу над картинами ненужной и утомительной. Но это было естественной реакцией на долгое занятие одной и той же деятельностью. Мысли о работе улетучились, и начался отпуск. Это обстоятельство, хотя и смутно осознаваемое, проявлялось во всем, что окружало меня в первый день моего пребывания здесь, а также в весьма изменчивых далеких пейзажах. Это было эффектом яркого солнца над морскими волнами, чьи загадочно двигающиеся извилистые очертания сверкали подобно граням бриллианта. Казалось, цветистые воды пропитались плотными массами нестерпимо яркого света в том месте, где море смешивалось с песком. Хотя океан сохранял собственный цвет, он был поглощен невероятным, ослепительным блеском. Поблизости от меня никого не было, и я радовался этому зрелищу, избавленный от досадного присутствия чужаков. Каждое из моих ощущений было затронуто по-разному; временами казалось, что шум моря был сродни этому грандиозному сиянию, а волны испускали свет вместо солнца, каждая настолько мощно и настойчиво, что эти впечатления смешивались между собой. Забавно, что я не видел купающихся в окрестностях своего маленького дома в течение этого и последующего дней, хотя к извилистому побережью примыкал широкий пляж, даже более приятный, нежели у деревни, где поверхность была испещрена человеческими фигурами. Я предположил, что этот факт имел место вследствие удаленности дома, а также из-за того, что ниже деревни никогда не было других домов. Почему это место оставалось незастроенным, я не мог понять; ведь множество жилищ было разбросано на северном побережье, обратив свои бессмысленные глаза в сторону моря.
Я плавал до самого вечера, а позже в качестве отдыха прогулялся к деревне. Тьма скрыла от меня море, когда я добрался до поселка, и я обнаружил в тусклых огнях улиц признаки жизни, которые совершенно не соответствовали окутанному пеленой великому пространству, лежащему столь близко. Здесь были накрашенные женщины, сверкающие мишурой побрякушек, и унылые мужчины, давно утратившие энергию юности - скопище глупых марионеток, облепивших край океанской бездны; неспособные и нежелающие увидеть то, что находится над ними и около них, в неизмеримой грандиозности звезд и бесчисленных лигах ночного океана. Повернув назад к своему дому, я побрел вдоль темного моря, посылая лучи своего фонарика в безмолвную непроницаемую пустоту. Луны не было, и свет фонаря образовывал плотную полосу поперек стены беспокойного прилива. Я ощущал неописуемые эмоции, порождаемые шумом воды и восприятием своей малости, когда направлял тонкий луч на этот необъятный мир, который был лишь черной границей земной бездны. Эта ночная бездна, по которой во тьме плыли невидимые мною одинокие корабли, шумела подобно далекой злобной толпе.
По пути от деревни к своей расположенной на вершине холма резиденции я никого не встретил и по-прежнему сохранял ощущение того, что общаюсь лишь с духом одинокого моря. Я подумал, что он персонифицировался в некую форму, которая была непонятна мне, но которая незаметно продвигалась рядом со мной вне пределов моих чувств. Она была сродни тем актерам, что ожидают позади затененной сцены в готовности к тому, чтобы предстать перед нашими глазами, говорить и действовать под огнями рампы. Наконец, я отбросил это наваждение и достал ключ, чтобы открыть свой дом, чьи голые стены, как ни странно, внушали чувство защищенности.
Мой коттедж был совершенно независим от деревни, словно он отправился странствовать по побережью и уже не мог вернуться; здесь, по возвращении после ужина, вечерами я был свободен от каких-либо раздражающих шумов. Я лишь на короткое время появлялся на улицах Эллстона, когда порой ходил туда с целью прогулки. Там было великое множество антикварных магазинов и театров, чей фальшивый лоск столь характерен для курортных поселков. Но я их никогда не посещал. Рестораны были единственным, что представляло для меня пользу. В целом поселок поражал обилием никчемных вещей, в поисках которых сюда приезжали люди.
Наступила череда солнечных дней. Я рано вставал и созерцал серое небо, чье постепенное покраснение обещало восход - пророчество, становившееся реальностью на моих глазах. Зори были прохладными, и их цвета выглядели бледными в сравнении с однообразным дневным излучением, когда каждый час был равен раскаленному добела полудню. Яркий свет, который обращал на себя внимание в первый день, делал каждый последующий день желтой страницей в книге времени. Я заметил, что большинство людей на пляже было недовольно столь необычно палящим солнцем. После серых месяцев тяжелого труда летаргия, вызванная проживанием в районе, где царили простые вещи - ветер, свет и вода - оказала мгновенное воздействие на меня, и пока я был намерен продолжать этот целебный процесс, проводя все время на улице под солнечными лучами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11