Гораздо хуже Баран, Крокодил, Крыса или, к примеру, Бензин-Керосин.
- Хорошо, - сказал папа, - мы будем теперь звать тебя Сашей или Шурой, а лучше вот так: Сашурой!
И папа засмеялся, довольный своим изобретением.
Слово дать легко - попробуй выполни!
Если ты привык ходить без галош и тебе неожиданно купят галоши, ты их в первый же день где-нибудь оставишь. Привычка!
Так и с Тусиными родителями. Они понимали: не надо больше называть сына Тусей, Тусенькой и тому подобное.
Но остановиться не могли.
Стоит Тусе задержаться во дворе, перегулять минут десять, открывается форточка и - на весь двор:
- Туся! Туся!
Тотчас двор оглашается криками. Сколько бы ни было там ребят - все кричат, как сумасшедшие:
- Туся! Туся!
И Туся сквозь эти крики идет домой.
У каждого человека есть терпение. И это терпение когда-нибудь кончается.
Однажды стала мама кричать в форточку:
- Туся! Тусенька!
А Туся взял и спрятался. В сарай. На заднем дворе. Сидит в темноте и слушает: "...уся!.. уся!.." Это ребята бегают по двору, ищут его.
Наконец угомонились, надоело.
Еще раз-другой спрятался Туся в сарай, пока мама не разгадала его хитрость.
- Шурик, домой! - закричала она тогда.
И все ребята, сколько их было во дворе, а было их не меньше трех десятков, продолжали играть в свои игры - фантики, попа-загонялу, классы, штандарт...
Туся оставил свою игру и спокойно пошел домой.
Простите, я не девочка!
Еще одна неприятность была в Тусиной жизни: его очень долго принимали за девочку. Судите сами - волосы густые, длинные...
Наверно, Тусина мама мечтала о дочке, а когда родился сын, никак не могла с этим примириться.
Где бы Туся с мамой ни появились - в саду ли, в трамвае, в гостях, в очереди, на маминой работе - всюду Туся слышит:
- Какая чудная девочка! Какие волосы! А ресницы!..
И всюду Туся произносит одну и ту же фразу:
- Я не девочка!
На некоторых эта фраза действует, они теряют интерес и отходят в сторону. Другие, наоборот, еще пуще распаляются:
- Подумайте, это мальчик! Никогда бы не поверила! Чудо, чудо!
Одной настырной тетке Туся даже сказал:
- Простите, я не девочка!..
Так поступали взрослые. Когда они хотели кого-нибудь особенно сильно уязвить, они не говорили: "Это чепуха!" Или: "Какая чушь!" Они говорили: "Простите, это чепуха!" Или: "Простите, но это чушь!" И делали ударение на слове "простите".
Как-то вечером лег Туся в постель, притворился, что спит, а сам слушает, что мама с папой говорят.
П а п а. Надо бы Тусю постричь, скоро ему в школу...
М а м а. Успеем. Такие чудные волосы...
П а п а. Но ведь над ним в классе смеяться будут!
М а м а. Мало ли дураков. Если на всех обращать внимание...
П а п а. И все-таки, согласись, как-то странно...
М а м а. Постричь всегда успеем. Попробуй отрасти!..
Утром, когда взрослые ушли на работу, Туся постучал в квартиру к Леве Тройкину. Лева уже в пятый перешел.
- Заходи, - сказал Лева. - Ты чего такой кислый? Щами объелся?
- Лева... - сказал Туся, - постриги меня, пожалуйста...
- Постричь?! Это можно, - сказал Лева и потер от удовольствия руки. Значит, так, вот кресло. Садитесь, гражданин. Вот полотенце, зеркало, ножницы. Обернемся простыней, так! Выше подбородок. Вам полубокс? Или полечку? А может...
- Бокс, - сказал Туся.
- Прекрасно, прекрасно, - сказал Лева. - Сейчас мы возьмем расчесочку...
- Ой, не дергай!
- Потерпи. В парикмахерской терпеть надо.
- Да больно же! У тебя ножницы тупые!
- Ножницы как ножницы. Не нравится - иди на Большой проспект.
...Скосив глаза, Туся смотрел, как на белую простыню падали густые черные клочья.
Он боялся глядеть в зеркало. За его спиной тяжело дышал Лева.
Наконец Туся не выдержал и поднял глаза. На него в отчаянии смотрело какое-то странное существо - жалкое, бледное, худое, с головой, похожей на рощу, по которой пронесся ураган.
Лева поливал одеколоном Тусину голову. Одеколон стекал по щекам и смешивался со слезами.
В этот день Туся плакал еще раз - вместе с мамой.
Туся плакал от стыда: не хотел идти в настоящую парикмахерскую. Боялся - засмеют.
Мама плакала бог весть от чего.
Тело и душа
- Чтобы тело и душа были молоды!.. - поет Тусина мама.
- Чтобы тело и душа были, как лапша! - кричит Венька-американец.
Мама наверху, на окне стоит, а Венька внизу, на дворе кривляется. Маме не слышно его, но Туся все равно злится и грозит Веньке кулаком. Жаль, не видит Венька кулака...
Венька приехал из Америки, где его папа-инженер был в длительной командировке; приехал с родителями, с дедушкой-врачом и холодильником. Единственным на весь дом, а может быть, и на всю улицу - холодильником!
Ну и что? Значит, все должны его, Веньку, слушать?
Мама стоит на подоконнике и моет окно. Сегодня все моют окна. Будто сговорились. Но никто не сговаривался. Просто скоро Первое мая, и солнце шпарит! Самое время мыть окна.
Женщины стоят на своих подоконниках в синих халатах, в разноцветных передниках, на головах красные косынки. Женщины моют рамы, моют стекла, на стеклах плавится солнце, и солнечные зайцы бегут по стенам.
Мама моет стекло. Стекло скрипит. И весело гудит на кухне примус. Мама поет.
Многие женщины поют, когда моют окна, потому что идет веселая весенняя уборка, потому что скоро Первомай и вообще с песней, как известно, легче.
Но другие женщины поют тихонечко, себе под нос, а мама поет громко, во весь голос.
Голос у мамы замечательный. Туся забыл, как он называется. Сам профессор консерватории сказал, что голос у мамы замечательный. "Учиться, учиться, голубушка!.." А мама вместо "учиться" Тусю родила. Некогда ей учиться.
Туся чувствует себя виноватым. В чем? Он и сам не ответит, если вы его спросите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22