Кинара доверяла ей не больше, чем кому-либо другому, но она чувствовала, что нет нужды скрывать свое мучение и негодование от девушки, которая была всего лишь пленницей.
Теперь, когда Руода в замке не было, свои отрицательные эмоции Кинара направляла на всех, кто остался в замке. Главным образом они были направлены на Макамлейда и на не родившегося ребенка, испортившего ее фигуру.
Дара жалела Кинару, хотя понимала, что та сама выбрала свою участь, но Дара опасалась за жизнь ребенка. Если Лета не позаботится об этом, никто больше этого не сделает. Что касается Дары, то она была уверена, что покинет замок задолго до рождения ребенка.
Лету спрашивали, что она думает об этом. Она пожимала плечами и говорила:
– Если ребенок выживет и Лаоклейн не вышлет его из замка, я буду за ним ухаживать.
Серые краски зимы подходили настроению Дары. Она гуляла под моросящим дождем или в тумане после дождя. Ее лицо было открыто навстречу обновляющей свежести. Она успокаивалась. Когда ее платье под накидкой становилось сырым, а намокшие волосы висели темными прядями, она вновь шла в дом, проходила мимо тех, кто собрался у камина, и шла в свою комнату. В сухой и удобной комнате под тихое потрескивание огня она проводила часы в ожидании и раздумьях.
Как-то после полудня Лета пошла за Дарой вверх по лестнице. Увидев ее волосы, с которых стекали капли дождя, она сказала:
– Ты простудишься, тебя может поджидать смерть в такую ужасную погоду.
– Тогда тебе не придется больше беспокоиться за меня, – ответила Дара рассеянно, снимая сырое платье. Готовое возражение Леты привлекло ее внимание.
– Да, но Лаоклейн не поблагодарит меня за то, что я не досмотрела за тобой.
– Если бы не потеря золота моего брата, он был бы тебе благодарен.
Темные хитрые глаза оглядели Дару, ее густые кудри и гибкое тело. Лета только передернула плечами и стала наливать кипящую воду из чайника в ванну. Она расшевелила угли в камине и ушла, напомнив, что скоро подадут ужин.
Когда Дара купалась, она с беспокойством вспоминала проницательные взгляды Леты. Неужели вся челядь Лаоклейна заметила его страсть к ней? Неужели мужчины отпускали грязные шутки по этому поводу или делали ставки на результат, когда длинными вечерами пили и смеялись? Вполне вероятно. Дара покраснела от стыда. Лаоклейн перестал избегать ее с того вечера насилия во дворе. Она чувствовала, он играл с ней: завлекал, заманивал ловушку, затем отпускал, чтобы начать все сначала. Дара понимала, что он отплачивал ей за злобу, которую она выплеснула на него в тот вечер, приравняв его к Руоду.
Эти размышления были обидными для Дары. В первый раз за этот вечер она заметила, что колкости Дункана в ее адрес стали не такими очевидными и более редкими, чем раньше. Неужели и он заметил намерение своего сына овладеть ею и одобряет его? Потрясенная, она стала перебирать каждого мужчину в отдельности. Фибх, Бретак – все они, как и прежде, восхищались ею, но издалека, не позволяя себе фамильярности с ней. Что же касается Гервалта, даже Ниалла, то они относились к ней как к гостье Атдаира, а не его пленнице.
Дара говорила мало вплоть до конца ужина. Мужчины медленно допивали свой эль. Спокойным тоном она попросила Лаоклейна о частной беседе с ним. И хотя он не скрывал удивления, но согласился.
Дару охватило волнение, когда ее закрыли вместе с ним в комнате перед его спальней. Она сидела напротив него за небольшим столом, на котором был беспорядок. Это была небольшая, но удобная комната. Рядом, в другой комнате, горел огонь, согревавший и их. Пламя отсвечивалось на корешках книг, стоявших на полке. Книги были дорогой редкостью в уединенном замке у границы. Любая из этих книг могла бы скоротать скучные дни Дары.
Не зная о ходе ее мыслей, Лаоклейн спросил:
– Ты хотела что-то от меня? Проси, хотя я не обещаю, что смогу выполнить твою просьбу.
Дара встретилась с ним глазами. Его взгляд соответствовал его тону.
– Я не хочу твоих одолжений, Макамлейд, но я имею право быть в курсе дела. Не секрет, что ты послал своих людей в замок Чилтон, чтобы поговорить с моим братом. Есть ли какие-нибудь известия от него или о нем?
– Я возражаю против того, что ты называешь своими правами, но нет причин, чтобы что-то скрывать от тебя. У меня нет ответа от твоего брата, но я и не ожидал скорого ответа. Он искал помощи вашего короля, ему отказали. Генри ищет большую выгоду, чем благосклонность лорда, живущего у границы.
– Это несправедливо, – вспыхнула она. – Бранн служит Генри верой и правдой и не заслуживает такого безразличного отношения!
– Ты возмущаешься из-за него или из-за себя, дорогая? Может быть, ты злишься из-за того, что король не считает твое заточение достаточной причиной, чтобы рисковать своими планами, которые он так тщательно строил?
– Будь ты проклят! – Голос у нее был низким. Дара замолчала, но и в молчании чувствовалось, что она взбешена. Она смотрела на Лаоклейна потемневшими от гнева глазами. В глубине этих карих глаз он видел вызов, который она бросала ему.
– Несомненно, ты вновь презираешь мои манеры, но и твои не всегда совершенны, не так ли, дорогая? Но правда не всегда укладывается в общепринятые нормы.
– Ты оскорбляешь слово «правда», мой господин. Меня не волнует, что Генри думает о моем положении. В отличие от тебя я никогда не испытывала королевской благосклонности. Но Бранн предан ему и стоит того, чтобы Генри обратил на него внимание.
– Ты спешишь защищать своего брата, а он, кажется, медлит встать на твою защиту. Ему известны мои требования.
– Если он затягивает с этим, значит, есть причина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83