Владислав Крапивин
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ БРАТА
Повесть

Глава первая
Мама разбудила Кирилла в три часа ночи. В это время он вел "Ка-
питана Гранта" мимо желтого утеса, на котором палила из всех орудий
могучая береговая крепость. Перед ее амбразурами вспухали белые ды-
мы, а вокруг судна вырастали фонтаны от ядер.
Ядро грохнулось о рубку и разлетелось на зеленые и красные ос-
колки.
- Это арбуз!-весело завопил МитькаМаус. - Арбузами стреляют! -
Он выглянул из-за рубки.
- Уберешь ты свою несносную башку? - прикрикнул Дед.
"А почему не слышно выстрелов?" - подумал Кирилл и услыхал:
- Кирюша, встань. Встань, помоги, пожалуйста. Может быть, у те-
бя он скорее уснет...
Еще не расставшись с веселым сном, Кирилл уже слышал, как за
стеной вопит Антошка. "Ну, дает",- подумал Кирилл. Потряс головой,
взглянул на маму и опустил с кровати ноги. Мама виновато сказала:
- Не могу успокоить. Может быть, укачаешь его своим хитрым спо-
собом?
Кирилл снова тряхнул головой, разгоняя остатки разорванного
сна: они, будто обрывки тумана, плавали вокруг. И Дед с Митькой
словно все еще были здесь.
Антошка после нескольких секунд перерыва завопил с новой силой.
Кирилл откинул одеяло и побрел в соседнюю комнату.
Спелёнатый Антошка лежал в своей решетчатой кровати и орал
вдохновенно и старательно. Что-что, а реветь этот человек умел и лю-
бил. Маленькое красное лицо его было сморщено, глаза крепко зажмуре-
ны, а беззубый рот открыт до отказа.
Нельзя сказать, что в такие минуты Кирилл ощущал нежную любовь
к братцу. Но ни досады, ни злости он не чувствовал. Не то, что два
месяца назад. Тогда у Кирилла при Антошкином реве просто зубы стис-
кивались. От беспомощности и отчаяния он сам готов был зареветь.
Однажды, когда мама ушла на рынок, а месячный Антошка проснулся
и никак-никак не хотел успокаиваться, не затихал ни на руках, ни в
кроватке, Кирилл замычал и швырнул ему в лицо скомканную пелёнку.
Антошка на секунду притих, а потом закричал еще громче. И такая оби-
да почудилась Кириллу в этом крике, что он тут же назвал себя пос-
ледним гадом, вделал себе кулаком по уху, опять схватил Антошку и
начал у него, бестолкового и отчаянно орущего, шепотом просить про-
щения. А потом, не зная уже, что придумать, запел изо всех сил:
Дайте в руки мне гармонь-
Золотые планки...
И Антошка постепенно умолк. Успокоился кроха. А Кирилл, ласково
и осторожно прижимая братишку, носил и носил его по комнате и все
пел.
В тот день было сделано открытие: лучше всего Антошка успокаи-
вается под песни старшего брата. Мамины песни - тоже ничего, но
действуют они когда как. А стоит запеть Кириллу- и горластый братец
притихает. Ведь, казалось бы, совсем несмысленыш, а что-то чувству-
ет, знает голос Кирилла. Он и песни стал различать, когда сделался
постарше: одни просто слушал, под другие начинал дремать. А после
большого рева успокоить и заставить уснуть его можно только одной
песней. Совсем непохожей на колыбельную...
- Ну, чего трубишь?-сказал Кирилл.- Давай иди сюда. У, рева...
Кто обидел Антошку? Что-нибудь страшное приснилось? Что, в школу по-
вели? Не бойся, еще не скоро... Мама, помоги его взять...
Антошка выдал новый вопль. Кирилл прижал его к груди, покачал,
шагая из угла в угол, и запел про опаленные солнцем спящие курганы и
про туманы, которые ходят чередой.
Антошкин крик стал потише, и в нем послышались вопросительные
интонации. А к концу песни братец совсем затих. Но не спал, таращил
глаза. Тогда Кирилл решительно спел музыкальное вступление и начал
главную песню с последнего куплета:
Раскатилось и грохнуло
Над лесами горящими,
Только это, товарищи,
Не стрельба и не гром...
На третьем куплете Антошка засопел, словно убедившись, что ни-
чего не страшно с братом, у которого есть такая суровая и непримири-
мая песня.
Кирилл с мамой уложили его в кроватку. Он спал так, будто и не
плакал отчаянно десять минут назад. Улыбался какому-то своему кро-
шечному сну. Светлые волосенки смешно топорщились. Сейчас он был ми-
лый, самый дорогой на свете Антошка... Мама тронула губами макушку
Кирилла.
- Спасибо, Кирик. Ложись, спи. Я еще посижу чуточку и тоже...
Но Кирилл вдруг понял, что не хочет спать.
- Мама, я такой голодный почему-то. Я чего-нибудь пожую?.. Ты
не ходи, я сам.
На кухне он отрезал кусок батона, отыскал в холодильнике банку
с зеленым горошком. Насыпал горох на хлеб и вернулся в мамину комна-
ту. Мама сидела у Антошкиной кровати.
- Ты чего не ложишься?- спросил Кирилл.
- Подожду немного. Вдруг опять проснется.
- Я ему проснусь,- сказал Кирилл. Забрался с ногами на мамину
постель и стал жевать, подбирая с одеяла упавшие .горошины. Мама
смотрела на него с непонятной улыбкой: то ли печальной, то ли, нао-
борот, счастливой.
- Ох, и худой же ты стал! И коричневый. Как индийский йог.
Кирилл сказал с набитым ртом:
- Непохоже. У индусов волосы черные, а у меня...
Мама села рядом и запустила ему в волосы теплые тонкие пальцы.
- А у тебя косматые. Когда пострижешься?
- Лучше ты сама подровняй, а то в парикмахерской оболванят, как
репку. У них со школой тайный сговор... Буду опять лопухастыми ушами
махать.
Мама засмеялась:
- Ну сколько лет подряд можно вбивать себе в голову эту чепуху?
У тебя нормальные уши, даже симпатичные.
- У слонов тоже симпатичные...
Мама обняла Кирилла за плечи, качнула туда-сюда (он опять про-
сыпал несколько горошин) и вздохнула:
1 2 3 4 5 6 7 8