Манаков Анатолий
На грани фола (Крутые аргументы)
А н а т о л и й М а н а к о в
КРУТЫЕ АРГУМЕНТЫ
На грани фола
Жизнь каждого человека - это путь к себе самому,
попытка найти этот путь, нащупать тропинку. Ни один
человек никогда не был до конца свободным, но
стремится к этому: кто бессознательно, кто осознанно,
каждый, как может. Каждый несет в себе следы своего
рождения, слизь, остатки скорлупы из первобытного
мира, несет до самого конца. Иной вообще не
становится человеком, остается лягушкой, ящерицей,
муравьем. Другой напоминает человека только
верхней своей половиной, а нижней подобен рыбе.
Но каждый - попытка природы сделать человека.
У всех нас общее происхождение, общая праматерь,
Все мы вышли из одного чрева, но любой из нас,
выброшенный из неведомых глубин, стремится к своей
цели. Мы можем друг друга понять, но объяснить себя
может каждый лишь сам.
Герман Гессе.
ЗНАК ПЕРВЫЙ
ЖРЕБИЙ БРОШЕН
Представьте себе на мгновение, в разгар лета вихрем обстоятельств вас с кем-то занесло в Вену. Да, в ту самую Вену, бывший стольный град Священной Римской империи, ныне столицу Альпийской Республики. Не надолго, всего на
недельку и больше по деловой надобности, чем для насыщения желания удостовериться, насколько слухи о самом добром, веселом и легкомысленном городе отвечают действительности.
Не знаю, кому вы доверили себя и свои вещички, но этот ваш попутчик остановился на Хауптштрассе в отеле "Красный петух". Что из себя представляет заведение? Весьма добропорядочное, без особых претензий, уже давно облюбованное заезжими немецкими бюргерами. К тому же, и название звучит красиво - "ротр хахн". Конечно, неплохо было бы ему знать заранее об утопающей в саду гостиничного дворика таверне, где бурные гуляния под песни с аккордеоном утихали лишь после утреннего петушиного горна, но поскольку он этого не ведал и по старой привычке номер заранее не резервировал, то и получил, натюрлих, комнату с окном на таверну вместе с кипой ночных бдений в придачу.
Услужливо гордый портье, невольный коллекционер человеческих лиц, украдкой бросал на него скользящий взгляд, пытаясь догадаться, кто этот покладистый постоялец, не похожий ни на биржевого маклера, ни на коммивояжера. Да и как распознать его национальность, если он сам о ней не заявит, - тут даже опытный сыщик растеряется. Больше уверенности у портье вызывало другое: судя по всему, бессонных ночей иностранец действительно набрал в жизни с лихвой, хотя и не видел в этом своей заслуги, особенно когда по утрам блистал грустной тяжестью отеков, лихорадочно тормошил табачным дымом все ещё спящую мысль, дабы поднять настрой и не позволить головному компьютеру делать оплошности. Какая к черту заслуга, если непокорная синусоида бодрости в таких случаях склонна приводить к нежелательным результатам, а сам её носитель образует вокруг себя магнитное поле, в котором стоящие рядом не находят ничего для подзарядки своих "батарей".
Поскольку мы оказались в Вене, то мимоходом можно вспомнить о Зигмунде Фрейде. В здешнем университете он читал лекции по психоанализу, называя подобные оплошности "ошибочными действиями по рассеянности и усталости". Заодно доктор подметил, что многие наши поступки совершаются достаточно уверенно, если их правильности не придавать большого значения. В этом отношении постоялец из "Красного петуха" старался все же избегать вольностей, типа забывания имен или своих намерений, и вину за оплошности сваливал обычно на самого себя, приговоренного к такой планиде, когда время глубокого сна имеет двойную цену.
Говорят, у большинства простых и совсем не простых смертных есть все шансы поумнеть к сорока годам, стать мудрыми к пятидесяти. Умными и мудрыми в смысле умения почувствовать изысканный вкус парадоксальных антиномий, полярности человеческого сознания и относительности жизненных ценностей, а также способности искусно опрощать объяснение запутанных явлений, причем столь безукоризненно в интеллектуальном плане, что властям даже нет нужды изолировать таких умников от разгуливающих повсюду безобидных чудиков. Гражданин же, о ком зашла речь, сам себя относил именно к безопасным для общества чудикам, оставляя за собой надежду принадлежать к известному их разряду, куда входят личности, не отмеченные подагрой, ревматизмом и болезнью Альцгеймера, что по-простому называется старческим маразмом.
Тут уж, наверное, легко догадаться - на вид ему лет пятьдесят с "хвостиком". Если присмотреться к нему повнимательнее, на лице его обнаруживались черты больше осмысленные, нежели живые, хоть и правильные, но как бы нечетко вылепленные. В выражении темно серых прищуренных глаз улавливалась тонкая ирония взгляда, устремленного чуть подальше того, куда ему приходилось смотреть. Пружинистая, решительная походка гармонично вписывалась в его осанку, осанку человека, которому ещё рано вешать на шею "орден сутулого". При ходьбе, что примечательно, ладони у него были обращены назад, словно служили пеленгатором передаваемых за спиной сигналов. Разговаривая, он держался уверенно, без тени высокомерия, пусть даже обычно смотрел собеседнику не в глаза, а в подбородок. Опытный сотрудник службы наружного наблюдения поинтересовался бы его ушами. Так уши нормальные. Во всяком случае, не как у зайца.
Короче говоря и к месту будь сказано, человек этот производил впечатление субъекта, вообразить которого в его глубокой старости можно лишь при помощи очень богатой фантазии.
А сейчас, коли нет возражений, мне надо приготовиться к тому, что в один воскресный день ближе к полудню постоялец выйдет из отеля и направится пешком в сторону центра города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112