Она видела, как сильно он ее хочет, но он не давал воли своему желанию, пока она не произнесет заветного слова. И несмотря на адское проклятие, что, как черная туча, висело над ним всю его жизнь, определяло все его поступки, перед ней он оказался бессилен. Он не мог сопротивляться той силе, что влекла его к ней. Эта тяга была сильнее проклятия, сильнее его самого, если ради нее, Порции, он пренебрег всеми своими принципами, всеми годами выработанными устоями. Все ради нее. Сердце ее переполняло счастье.
Выгнувшись ему навстречу, она приглашающе потерлась нагой грудью о его грудь.
Ладони его легли на ее бедра, и, хрипло дыша, он медленно начал входить в нее – постепенно, дюйм за дюймом.
Взгляд его, бездонный, как ночное море, гипнотизировал ее, завораживал. Казалось, он заглядывает ей в самую душу.
– Хит! – воскликнула она, впиваясь ногтями в его плечи, притягивая его к себе, отчаянно желая большего, не зная, чего она хочет на самом деле, но чувствуя, что это что-то присутствует где-то здесь, где-то рядом, неуловимое и ускользающее. – Пожалуйста.
– Я боюсь причинить тебе боль…
– Хит, – простонала она, инстинктивно раскрываясь и поднимая бедра, чтобы глубже принять его.
Он сдавленно крикнул.
– Порция, – пробормотал он, обдавая горячим дыханием ее горло. – Ты не знаешь…
Порция мотнула головой из стороны в сторону. Там, внизу, у нее все горело, она не могла терпеть, она хотела его всего.
Она отпустила его плечи и провела ладонями по его спине вниз, сжала ягодицы обеими руками, привлекая к себе. Она не принадлежала себе – она вся была во власти инстинкта.
Крики их смешались, заставив вибрировать воздух: его – ликующий, ее – крик боли и наслаждения. Теперь, когда барьер был преодолен, она испытала невероятное ощущение единения.
Он крепко прижимался к ней всем телом, и эта тяжесть одновременно и возбуждала, и дарила комфорт.
– Порция? – с судорожным вздохом прошептал он ей на ухо. Он обнял ее нежно, словно она была каким-то хрупким таинственным существом, способным исчезнуть в любой миг.
Она не ответила – не могла. Была способна лишь двигаться, извиваться под ним. Вращая бедрами, она сжала внутренние мышцы. Она крепко держала его в себе, и тело ее молило о большем, молило потушить тот невероятный пожар, что он разжег в ней.
– О Господи, – простонал он и начал движение: сначала вышел из нее почти целиком, а потом толчком вошел в нее. Наслаждение, не сравнимое по своей остроте ни с чем, что она испытывала раньше, охватило ее, когда он повторил это действие, затем снова и снова. Он раз за разом вколачивал в нее себя, крепко удерживая за бедра, не давая увернуться от его любовного натиска, накачивая ее наслаждением, пока оно не переполнило ее и не хлынуло через край.
Он сделал еще несколько неистовых толчков, и звук, рожденный яростным контактом их тел, эти влажные шлепки, возбуждал ее на самом глубинном, животном уровне. Коротко вскрикнув, он вышел из нее, оставив после себя странную пустоту.
Длинные темные волосы его упали ему на глаза, но ей так хотелось увидеть их выражение. Ей так хотелось прочесть в них правду – то, что он на самом деле чувствовал, понять, как у него хватило прозорливости выйти из нее в самый разгар страсти.
Внезапно он поднял взгляд, убрал с лица волосы. Его взгляд пригвоздил ее к месту. И там, в глубине его глаз, она увидел то, что никогда не даст им быть вместе. Довлело ли над ним проклятие рода или что-то иное, но она вдруг почувствовала, что он никогда не позволит ей овладеть его сердцем. Граф Мортон запретил себе любить. Ее или любую другую женщину. И она лишь терзала себя, надеясь на иное.
Она опустила взгляд. Он не должен увидеть ее боль, невыразимую, безрассудную боль, что когтями впилась в ее сердце, и едва не вскрикнула, когда он лег с ней рядом.
– Что вы делаете?
– Ложусь спать. – Голос его звучал возле самого ее уха, и от его дыхания дрогнули прядки возле щеки.
Он не собирался возвращаться к себе на кровать после того, как получил удовольствие? Мысли ее пребывали в смятении. Зачем он овладел ею? Той самой женщиной, которую подозревал в том, что она хочет женить его на себе? И почему он все еще был здесь? Рядом с ней? Прижимал ее к себе так, словно имел на это полное право, словно здесь, в одной постели с ним, в его объятиях, ей было самое место?
– Спать, – эхом откликнулась она. Каждый нерв в ней натянулся, каждый нерв трепетал, полный жизни. Спать. Сон улетучился, словно облачко дыма.
Ладонь его легла ей на бедро. Он пододвинул ее к себе по-хозяйски, как собственник.
Порция смочила пересохшие губы. Он хотела что-то сказать, притвориться, словно это прикосновение не оказало на нее никакого действия.
– Завтра, – сказала она, удивившись тому, что голос ее не дрожит, – ваша бабушка создаст нам проблемы.
– А разве она не создает их всегда? – сказал он, уткнувшись губами ей в затылок. От его теплого дыхания в животе ее снова возникло возбуждение.
– Мы пробудем наедине, – сказала она, и голос ее оборвался на высокой ноте в тот момент, когда он слегка прикусил мочку ее уха; желание, горячее и острое, пронзило ее, превращая всю ее в жаркую расплавленную материю, и она с трудом закончила предложение, – всю ночь.
– Да, – выдохнул он голосом теплым, как херес, и поднял голову, чтобы посмотреть на нее, – всю ночь. Волосы упали ему на лицо, создав игру света и теней – как солнечные лучи на подернутой рябью воде.
Рука ее на миг замерла в воздухе, прежде чем она решилась убрать волосы с его лица. Он пристально смотрел на нее сверху, и глаза его были похожи на бездонные черные омуты. Они затягивали ее в себя, грозили поглотить целиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82