Ян ответил:– Можете не сомневаться… Я хотел бы еще приписать: «Да здравствует мир!» Это можно?– Шарман, – Прекрасно (франц.).

– всплескивает руками Жизэл, – Ян, вы молодец. Это как раз то, что нужно!
Нет, в самом деле, сегодня счастливый день. Из-за стеклянной двери выглядывает полицейский.– Мистер Валькович!От неожиданности Ян вздрагивает, но еще не понимает, что его зовут.– Мистер Ян Валькович! – громче повторяет полицейский. Ян оглядывается на окружающих. Медленно идет к двери. Почему назвали его первого? Почему не всех вместе?– Условились? – шепчет парень из Гринвича.Ян махнул головой. У самой двери он оглянулся еще раз. Все смотрели на него с напряженным любопытством. Герт улыбнулся ему, а Жизэл махнула рукой и почти незаметно послала воздушный поцелуй. Ян расправил плечи и смело вошел в кабинет инспектора.Сухопарый седой офицер за большим столом посмотрел на Яна сквозь дым сигареты.– Имя? – хмуро спросил он.– Ян Валькович, я присоединился к этой колонне потому…– Знаю, – махнул рукой инспектор.Он взял со стола какую-то карточку с фотографией, еще раз сверил ее с документами Яна и, тяжело поднимаясь с кресла, сказал:– Возьмите, – протянул документы, – лучше вам уйти через эту дверь. – Он кивнул на боковой выход. – Прямо на улицу. Между прочим, в драку вы могли и не вмешиваться.Ян, готовый было взять свой документ, вдруг резко отдернул руку.– Господин инспектор, я не понимаю… Позвольте мне объяснить…– Я очень занят, – оборвал его инспектор. – Объясните своему шефу, – и, сунув Яну документ, уже отвернувшись, добавил: – Мистеру Данило.– Данила?! – крикнул Ян.Инспектор нахмурился.– Здесь нельзя кричать! – он махнул полицейскому, тот взял Яна за локоть: – Уйдите.Ян раскрыл рот, но слова не могли прорваться сквозь ужас неожиданной догадки. Так вот оно что… Значит, все еще мистер Данило… это у них так на карточке… Боже мой…Полицейский потянул его к боковому выходу. Ян попробовал упираться, но в это время инспектор распахнул стеклянную дверь и громко сказал:– Прошу всех сюда!Полицейский толкнул Яна, торопясь увести.– Быстрее, дурак, твое дело сделано…Что должен чувствовать человек, когда рушится под ним последняя ступенька крутой и скользкой, но, казалось, пройденной лестницы? Как найти слово, могущее определить ужас, стыд, обиду человека, с радостью готового пойти на страдания и у дверей вдруг узнавшего, что он слишком ничтожен даже для самой маленькой жертвы?Жизэл сказала:– Ян, вы молодец, это как раз то, что нужно…Если бы сразу, как только инспектор назвал имя мистера Данилы, не говоря других слов, он оттолкнул полицейского и громко крикнул всю правду… Так громко, чтобы услышали его за стеклянной дверью… Наконец, просто надо было начать драку, сопротивляться, протестовать. Его наверняка одолели бы и бросили в тюрьму. Вот тогда-то он стал бы узником, которого нельзя скрыть…Увы, часто это слово «если бы» произносится слишком поздно.Наверно, все спросят Герта:– Откуда ты его выкопал?Герт не сможет ничего объяснить, и скорее всего этот парень из Гринвича заключит:– Теперь ясно, почему он остался именно в нашей шестерке. Всегда надо быть осторожным с переодетыми агентами.Вернуться? Попробовать объяснить? Его не пустят к инспектору, тем более к арестантам. Даже если его арестуют, то посадят в другую камеру, как простого бродягу, а Жизэл, Герт, все, с кем он шел, не узнают об этом и по-прежнему будут считать его провокатором. Но кто-то же должен знать правду! Катлин? Геннадий? Горе, порожденное непереносимым стыдом, гнало его от того, кто, быть может, лучше других мог понять и поверить. Окажись он сейчас в тюрьме, вместе со всеми, ему не стыдно было бы посмотреть в глаза друга. Но он на свободе. Будь проклята такая свобода.Надо найти Геннадия. Почему он в Лондоне, можно выяснить просто. Зайти в консульство и сначала осторожно спросить: «Не могу ли я видеть приехавшего из СССР мистера Сердобу Геннадия?» Если скажут: «Мистер Сердоба? Из СССР? Это ошибка…» – тогда все будет ясно. Тогда некого больше ждать, а прямо выложить все о себе…На Бейсуотр-роуд зажглись желтые фонари. Как большие масляные пятна, они повисли в сыром тумане. Осветились рекламы кинотеатров. К ограде Гайд-парка вышли одинокие с безразлично-холодными лицами женщины, ждущие случайной и недолгой любви. Они провожали Яна глазами, пуская вслед струю дыма дешевых сигарет. Ян шел не торопясь. Уже не обдумывая, а только бессознательно преодолевая остатки страха, владевшего им так долго. Шел мимо небольших отелей, богатых витрин магазинов, среди редких прохожих.На другой стороне улицы, за короткой кирпичной стеной с двумя постоянно открытыми въездами, трехэтажный дом. На его двери медная дощечка с английским текстом: КОНСУЛЬСТВОСоюза Советских Социалистических Республик Рядом темная пуговка звонка. Надо сделать всего несколько шагов. Перейти улицу. Вот как раз «Зебра Кросс» – широкие черно-белые полосы переходной дорожки. В начале и в конце перехода низкие фонари вспыхивают и гаснут… Возле фонаря стоит мальчик с жестяной кружкой. Он то освещается, то словно отступает в тень, как живой. Но он не живой. Фигурка поблекла, местами краска потрескалась, свисает, как струпья…Лучше переждать, пока пройдет автобус, за ним две машины… Низкие фонари подмигнули двухэтажному великану. Он фыркнул клубом дыма в лицо слепого мальчика и прошумел мимо, поблескивая окнами…Вот еще один автобус. Ну, теперь как только он минует «Зебра Кросс»… Ян шагнул с тротуара… Глава восемнадцатая Геннадий поднялся на палубу теплохода с тяжестью вновь пережитой потери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67