оглянись! В красном платье была Гюльсора.
Якуб остановился, схватил руки Гюльсоры и, не веря своему счастью, вглядывался в ее прекрасное, такое же, как прежде, веселое и счастливое лицо.
– Если бы здесь была цветущая яблоня, – сказал Якуб, – то мне бы показалось, что все происшедшее было дурным сном.
– Увы, здесь нет нашей веселой, быстрой речки, и яблони здесь не растут, – ответила Гюльсора. – Но как ты нашел нас здесь, Якуб, вот этого я не пойму! Мне кажется, что это край света. Сколько же ты исходил дорог, чтобы найти нас, затерянных среди гор! Я так боялась, что мы надолго застрянем здесь, а ты уедешь к своему устоду и больше никогда не посетишь наш дом! Я так боялась этого, Якуб… Я думала об этом каждый день, поверь…
Теперь Гюльсора плакала от счастья, и ей не стыдно было своих слез.
Потом плакала и обнимала Якуба Рудоба, а Ибрагим, сияя счастливой улыбкой, ждал, когда ему можно будет рассказать, как трудно было устроить побег и сделать так, чтобы вся семья незаметно покинула селение и избежала тех бедствий, которые постигли несчастных в тот день…
– Гюльсора не рассказала тебе о том, как она спасла мне жизнь? – спросил Ибрагим. – Я ей обязан своей свободой. Иначе меня постигла бы участь тех, кого угнали на медный рудник. А там в тяжких трудах и голоде живут изгнанники-карматы. Но они карматы, а я ведь никто для них…
И тут Ибрагим во всех подробностях рассказал о том, как темной ночью отправил своих в дальнее селение, а когда пришел к себе за последними пожитками, его поймали воины, присланные из Самарканда. Они привязали его толстой веревкой к целому десятку таких же несчастных и оставили их посреди темной улочки. На рассвете они собирались угнать всех на рудник. А тем временем в селение вернулась Гюльсора. Она хотела помочь отцу тащить пожитки и под покровом ночи пробралась на свою улицу. Она увидела людей, сидящих под стеной родного дома, и бесстрашно подошла к ним. У нее был ножик. Она разрезала веревки и всех освободила. Люди бежали быстрее самых быстрых коней. Вскоре удалось скрыться в одном из дальних селений, и, пользуясь добротой пастухов, семья нашла здесь приют.
– Наконец-то мы вместе! Теперь никто уже нас не разлучит, – говорил Якуб. – Но ведь мой добрый старик не знает о моем счастье. Надо позвать его сюда, и пусть радуется вместе с нами.
Джафар, вернувшийся с базара, тотчас побежал за Абдуллой.
Он нашел его в том домике, где Якуб оставил старика, увидев, что тот уже чрезмерно измучен скитаниями. Джафар разбудил Абдуллу, и они долго, раскатисто смеялись, словно не было тех бед, которые им пришлось перенести.
– А теперь собирайтесь с нами в Бухару, – предложил Якуб. – Пусть отец поможет нам в наших делах. Я знаю, у него счастливая рука. Уж если он за что возьмется, то непременно выполнит.
– А потом… что будет? – спросила Гюльсора.
– Не будем загадывать, – ответил Якуб. – Ведь жизнь состоит не только из горя и страданий. И, хоть говорят, что дверь бедствий широка, а день радости краток, я хочу верить, что дверь бедствий для нас закрылась, а день радости будет у нас долгим…

«Я СТРЕМЛЮСЬ В СТРАНУ МУДРЫХ»
«Слышать – это не то что видеть», – говорил Абу-Райхан. Настал день, о котором он давно мечтал. Ему предстояло отправиться в Индию. И, хотя он должен был сопровождать султана Махмуда, которого не любил, он все же радовался предстоящему путешествию. Наконец-то он увидит страну своих мечтаний!
Ал-Бируни думал о том, какой дорогой ценой получил право побывать в стране мудрых. Никто не знал о том, что мучило его все это время, пока он жил в Газне. Он только намеком дал кое-что понять Якубу. А истина была в том, что служить при дворе Махмуда Газневидского было для него унизительно. Абу-Райхану стоило больших трудов таить в себе это страдание и недовольство самим собой. Но вот настало время, когда он будет вознагражден за все то дурное, что ему пришлось перенести. Наконец-то он попадет в далекую прекрасную Индию, с учеными которой он так много спорил, правда мысленно, так что они не знали об этом, но очень серьезно и убедительно. И вот он на пороге этого большого события в своей жизни. Ценой свободы он купил себе право очутиться в долине среди величественных Гималайских гор. Какая-то таинственная сила зовет его туда.


Абу-Райхан заранее старался себе представить, как выглядят горы и долины Индии, насколько они отличны от всего того, что он видел и знал, что исходил своими ногами. Ученый отлично знал, что Гималаи имеют почти недоступные перевалы, которые трудно преодолеть. Однако ему было известно, что в долинах с давних пор живут люди и что в области Пенджаба далекие предки нынешних индусов тысячи лет назад уже возделывали землю и строили оросительные каналы.
«Верно ли все это? – размышлял Абу-Райхан. – Сведения, почерпнутые из книг, могут быть и не совсем точными. Разве не известно, как много зависит от достоинств пишущего человека? Один напишет то, что хорошо знает, то, что видел и понял, а другой сообщит что-либо услышанное им и не проверенное. Только стоя на этой священной земле, прославленной мудрыми людьми, а также искусными ремесленниками, можно будет убедиться в истине того, что написано в книгах».
Укладывая в корзинку инструменты, которыми он пользовался в своих астрономических наблюдениях, бережно упаковывая пробирки, сделанные стеклодувом так искусно, что вряд ли где еще смогут сделать подобное, ал-Бируни с сожалением думал о том, что нет с ним Якуба в такую радостную минуту, а Якуб был бы рад этой удаче. Да и ему, Абу-Райхану, было бы приятно иметь помощника сейчас. Якуб расторопен и сообразителен… Но что поделаешь…
«Очень скоро я своими глазами увижу лиловые вершины Гималаев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82