И тогда я понял, что эта г
русть и замкнутость присутствовала на их лицах и во время разговора, тол
ько она тщательно, хотя и ненарочно, скрывалась.
Меня это заинтересовало, как чуть отдернувшийся край завесы какой-то та
йны. А впрочем, подумал я, что же тут особенного: люди провожают своих близ
ких, и им грустно. Все правильно.
Забравшись повыше, где было пусто, я снова представил себе момент _их_ отле
та. Вот они стоят на подъемниках своих кораблей. А тысячи людей на этой смо
тровой площади и еще десятки и сотни тысяч на ближайших холмах, и еще милл
ионы у телевизоров приветственно машут им руками… Фу, черт! Далось мне эт
о «приветственно». С этим «приветственно» я не мог удержать картину и на
мгновение. Впрочем, эта картина мне и не была нужна. Ко в ней все-таки что-т
о было, что так неуловимо ускользало от меня, без чего я не смог бы сделать
главного.
Люди тогда провожали своих близких. Я сосредоточился. Картина получилас
ь, я удержал ее. Но это были не сотни тысяч провожающих. Сначала я увидел де
вушку, стройную, в переливающемся розовыми оттенками платье. Она была оч
ень красива, и она плакала. Она сама не замечала этого. Но почему? Кого ей жа
леть? Себя? Этих двух? Я думал снова и снова. И лицо девушки надвинулось на м
еня, остались лишь два больших черных, широко открытых глаза. И в уголках к
аждого Ц слезы. Я смотрел в эти глаза и начинал что-то чувствовать. Я, каже
тся, понимал ее. Она смотрела на этих двоих, которые любили друг друга. И он
а любила. Сейчас она была той девушкой, которая улетала на «Нежности». И лю
бовь, и нежность, и горе были в ее глазах, в ее взгляде, в ее слезах. Это прово
жали ее. Пусть на мгновение, но и навсегда, надолго. От этого мира, в котором
прожиты первые двадцать лет, от этих людей, чувств, улыбок, ласковых взгля
дов, пустячных разговоров. А что будет там, впереди? Все время был порыв, ст
расть, стремление вперед, в поиск, в неизвестность, и вот теперь на мгновен
ие боль и горе, что все прошлое остается здесь и через несколько минут с уж
асающей скоростью останется позади.
Все-таки я приблизился к чему-то.
Я чуть сдвинул картину. Передо мной был парень. Он держал за руку ту девушк
у, в огромных глазах которой были слезы. Их руки застыли в каком-то неесте
ственном напряжении, и я боялся, что он сломает хрупкие пальцы девушки… Т
олько ни он, ни она этого не замечали. Я развернул лицо этого парня, так что
он теперь смотрел на меня. Да… Конечно… Он провожал самого себя. И лицо у н
его было смелое, чуть жесткое внешне, решительное. В нем не было колебаний
, только чуть заметное «прощайте!»… Я сдвинул картину еще, все так же крупн
ым планом. Женщина… Она провожает своего ребенка. И гордость в ее лице, и н
еистребимое желание вернуть все назад, не прощаться, прижать его к груди
и никуда, никуда не пускать больше, никогда.
Картина сдвигается вправо, влево, вверх, вниз… Мальчишки с разинутыми от
загадочного и удивительного ртами. Это они сейчас уйдут в зенит на «Мысл
и». Восторг и страх! Старик, женщина, девчонка, мужчина, девушка и еще, еще. Л
ица, фигуры и души, души людей, раскрытые сейчас тем двоим, которые стоят н
а подъемниках «Мысли» и «Нежности».
Ну что же, я, кажется, понял, пусть чуть-чуть, тех, кто провожал _их_. И мысленн
о создал теперь общую картину. Это удалось с трудом, но все же удалось. Сты
дно стало за «приветственные» взмахи руками. Ну да! Люди, конечно, махали _
им_ руками, но каждый по-своему, с радостью, с болью, с нежностью. Одни были с
о слезами на глазах, как та девушка с огромными черными глазами, другие чт
о-то кричали, смеялись, улыбались, смотрели сурово и сдержанно, кто-то под
прыгивал, кто-то спокойно доедал мороженое или непослушными пальцами те
ребил воротничок рубашки.
И невозможно было мыслью удержать эту картину, силы моей и воли было слиш
ком мало. Я бы разорвался на тысячи частей; если бы попробовал продолжать
удерживать ее своим сознанием. Да это теперь уже и не нужно было мне.
Я понял, что каждый в этой толпе был самим собой и еще одним из _них_. Я рассл
абился, и картина ускользнула. Ну и хорошо! Они меня уже многому научили. Я
приблизился к решению своей задачи и устал. Я сидел, откинув голову на спи
нку кресла, и ни о чем не думал… Стрелы кораблей устремлялись в зенит, кто-
то из людей улетал, оставляя частицу своей души на Земле в тех, кто оставал
ся. И кто-то оставался, отдавая себя космосу, который он, быть может, и никог
да не увидит.
Прошел час. Ну что ж. Надо продолжать работу. Я вызвал картину их кораблей,
потом приблизил ее к себе и сделал так, что лица двух космолетчиков сблиз
ились. Они улыбались. Потом она украдкой взглянула на него. На моей картин
е это получилось неудачно. Ведь тогда они стояли на расстоянии ста метро
в друг от друга. Ее взгляд и был направлен туда, к «Мысли», и поэтому прошел
сквозь него. Секунду длилось это, и картина смазалась, растаяла.
Нет, я еще не понял их. Я ужаснулся. А вдруг никогда и не пойму! Я встал и поше
л вниз, потом долго бродил по всяким службам космодрома. Двери комнат и за
лов открывались передо мной, но двери душ _тех_ двоих оставались закрытым
и.
Много ли я знал о них? Посещение библиотек, встречи с людьми, которые их зн
али, просмотр кинолент. Всему этому я отдал много времени. Я знал почти каж
дый час их жизни. Они всегда были на виду. Во всяком случае, начиная со школ
ы космолетчиков и кончая отлетом с Земли.
Я не помню момента, когда они улетали. Мне тогда было всего несколько меся
цев. Но, может быть, именно поэтому я и взялся за эту скульптуру, потому что
был уверен, что смогу все увидеть своими глазами, без предубеждения.
1 2 3 4