Тогда я рискнул раскрыть шар и зажмурился, боясь ослепнуть от мгновенно освобожденного света, но его не было. Куда же он делся? Ведь он был в шаре.
Удрученный, я вышел к нетерпеливо ожидавшему меня Квинту. Он сразу догадался, что меня постигла неудача, и я впервые не знал, что ему ответить. Он забрался в чулан, что-то там шевелил, передвигал, громыхал, чихнул и, наконец, закашлявшись, вышел и сказал:
— Тоже, наверно, не лучше скафандра. Пошарься-ка в ботинке.
Я стоял поглощенный думами, как вдруг почувствовал какое-то легкое прикосновение к щеке, потом к губам. Я схватился за них и наткнулся на что-то круглое, твердое и гладкое. Сомнений быть не могло: это был твердый свет, названный заранее фотонитом, потому что он состоял из спрессованных, неподвижных фотонов. Пальцы мои сжимали невидимый шар. Если ядронит был невидимо-черным, то шар был абсолютно прозрачным и почти невесомым. Я даже не попытался его взвесить, зная, что это бесполезно, так как весь свет, получаемый Землей от Солнца, не весит и полутора килограммов, а на шар его ушла неизмеримо малая часть. Он свободно парил в воздухе, пока случайно не наткнулся на меня. Странно держать его, ощупывать, гладить и совсем не видеть. Квинт, как дитя, забавлялся шаром, перекладывая из одной руки в другую, пробовал на зуб, лизал, щелкал по нему.
Подвергнув фотонит испытаниям, я убедился, что это идеально твердый и прочный материал. Тонкую пластинку из него невозможно ни сломать, ни согнуть, ни пробить. Без него нам в космос лучше и не соваться.
— Как камень под кепкой-невидимкой, — сказал про фотонит Квинт.
— Камень против него все равно, что лебяжий пух против алмаза.
— А зачем нам фотонит? Скафандры, я понимаю, чтоб дождь нас не мочил.
Наконец-то Квинт заинтересовался, для чего все это мы делаем. А не пора ли рассказать ему обо всем? Пора. Но начать надо не с профессора. И я спросил:
— Ты не задумывался над тем, кто тебя убил?
— Признаться, Фил, думал. Еще как думал. Но не знаю кто. Я иногда вспоминаю свою прошлую фараонью жизнь, но не говорю тебе об этом. Сам знаешь, был я жестоким деспотом. Не мудрено, что меня убили и, замечу, правильно сделали. А того человека я бы хотел знать.
— Есть возможность познакомиться с ним.
— Ты хочешь его оживить? — подскочил Квинт. — Уж я с ним поговорю. Нет, нет, по-деловому, по-современному и честно. Где он? Веди к нему.
— Его нет. Есть другой способ увидеть его. Однажды, когда ты был еще мумией, я поспорил с одним человеком, утверждавшим, что человечество никогда не увидит свое прошлое. Я решил доказать обратное. Раньше у меня не было подходящего материала для скафандров, способных защитить тело от холода мирового пространства и разных губительных излучений. Теперь они есть. Нам нужно вырваться в космос и развить сверхсветовую скорость.
Я умолк, ожидая, как на последнюю фразу среагирует Квинт. Он потрогал подбородок, потеребил его и неуверенно выдавил из себя:
— По-моему, Фил, ты перегнул немножко. Ведь скорость света предел. Ты сам говорил. Это окончательно и бесповоротно доказано.
— Правильно, но не совсем. Посчитай-ка. От прожектора на расстоянии пятисот километров помещен неподвижный экран. Прожектор вращается на вертикальной оси со скоростью сто оборотов в секунду и испускает тонкий луч. С какой скоростью будет скользить «зайчик» по экрану?
Квинт прикинул в уме и сообщил:
— Получается триста четырнадцать тысяч километров в секунду. Но, Фил, «зайчик» же не является носителем информации от одной точки экрана к другой, он не может быть средством причинной связи явлений.
— Нас это не касается. Главное, сверхсветовая скорость возможна. Или представь себе мысленно, что у тебя зеркальце и ты направляешь луч на звезду. Теперь едва уловимое движение рукой и «зайчик» почти мгновенно перескочит на соседнюю звезду, а между ними лежит бездна в сотни световых лет. Представляешь, какая скорость у «зайчика» будет? Его роль мы и примем на себя. Изображение убийцы и тебя самого в настоящий момент находится от вас на расстоянии шести тысяч световых лет и мы покроем его. Настроиться на волны, несущие изображение, представляет, конечно, трудность, но мы должны ее преодолеть. Построим сверхчувствительный приемник — хроноскоп, который позволит нам быстро и безошибочно получать четкие объемные изображения.
— Непонятно, как же мы вырвемся в космос? Чем будем питаться? Без ракеты не обойтись.
— Обойдемся. На строительство межзвездного корабля уйдет не один год, потребуются колоссальные средства, громадные запасы горючего, целая армия рабочих, а к скорости света мы даже не приблизимся. Но если мы этого и достигнем, то даже разреженный межзвездный газ испепелит ракету, несмотря на то, что он в десятки тысяч раз разреженнее лучшего лабораторного вакуума на Земле. Я уж не говорю о метеоритной опасности. Это все равно, что лететь на мыльном пузыре к Луне. Ты думаешь, человек полетит к звездам на ракетах? Никогда! Ракеты будут хозяевами лишь в солнечной системе. Все фотонные, аннигиляционные и прочие ракеты имеют только теоретический интерес. Человек достигнет звезд другим путем. Каким — еще никому неизвестно. И не будем гадать об этом. Мы же построим сверхмощный лазер, с дистанционным управлением, способный непрерывно посылать луч в пространство. Мы можем превратить вершину луча в твердый свет, в фотонит, и с комфортом устроиться на нем. Дальше нас понесет сам луч. Управляя лазером, то есть изменяя угол наклона луча, мы будем описывать гигантскую дугу, удаляясь от земли, и развивать какую угодно скорость.
— Послушай, Фил, ты говорил, что световое давление отталкивает лишь частицы с массой в одну триллионную грамма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74