В оптический прицел были отменно видны ярко-красные щечки, темные щелочки-глазки чуть пониже ровно остриженной черной челки — даже пуговки на серебристой спортивной курточке. Вот тебе, малютка! — улыбнулся я, мягко притапливая курок. Мягкий щелк, легкий вздох отработанных газов, тихий звон в мерзлом воздухе — в последний миг девочка дернулась, будто от предчувствия…
Слишком поздно, милашка. По детской груди хлестнуло багровым, курточка лопнула — выронив из-под одежды припрятанный мини-автомат с глушителем, девочка подлетела в воздух — нелепо мелькнув ярко-желтыми лыжами, маленькое тельце скрылось в сугробе.
Просто удивительно удачный день, подумал я, передергивая затвор. Казалось бы, совсем нехитрую засаду я оборудовал для полуденной охоты в уютном дупле трехсотлетнего дуба. Этот дуб был заблаговременно посажен здесь, на перекрестке лыжных тропинок, всего-то пару часов назад. Величественный силуэт мертвого дерева, безусловно, привлекал внимание, однако никто из моих противников почему-то так и не смог догадаться, что такая красота обустроена неспроста.
Протянув руку, щелкнул тумблером радиопередатчика.
— Траян — диспетчеру. Только что отработал мелкую, — сообщил я, мусоля микрофончик, болтавшийся у самого рта на тонком усике. Добавил с небрежной гордостью: — Общий счет — три трупа! Зубровка, Би-Джей и теперь — Саке.
— Принято, — улыбнулся нежный девичий голос в наушниках. — Поздравляю с удачным выстрелом, босс.
— Какие ньюз у конкурентов? — осведомился я, параллельно наблюдая, как «убитая» девочка барахтается в снегу, пытаясь выбраться из двухметрового сугроба.
— По-прежнему лидирует вила Ракия, сэр У нее пять попаданий. Только что на связь вышел господин Акундин. Сообщает, что закончились патроны.
— Опять все профукал в чистое небо, — ухмыльнулся я. — Ладно, выдайте чайнику пару магазинов. Что наш барошка фон Кульбитц?
— Минутку, сэр, я посмотрю. Три минуты назад у них была довольно активная перестрелка с вилой Перцовкой. Оба легко ранены, сумели разойтись.
Я сощурился: оч хор. Хитрая лисичка Перцовка мелькала на горизонте минут десять назад… Скорее всего отходить будет к лесу — а значит, поползет аккурат мимо моего дуба… Мы ее встретим. Только сидеть надо тихо — у девочки фантастический слух (все таки не зухры-махры, а вила-инфильтратор).
— Слышишь, красавица! — с улыбкой прошептал я в микрофон. — Переправьте-ка мне еще одну ма-а-аленькую бутылочку «Джеймсона». Что-то холодает тут, в дупле…
— Вынуждена огорчить вас, повелитель. «Джеймсон» закончился, — вздохнул голосок диспетчера. — Вы вчера наколдовали только три бутылки. Высылаю ящик «Джек Дэниэлс»?
— Не надо, — раздраженно цыкнул я, щелбаном вырубая тумблер. Гадство! Пить бурбон во время занятий спортом? Фи, это дурно для здоровья.
Вообще-то зимний пэйнтбол (или, как его иногда называют в Ледянии, «реальный биатлон») — мой излюбленный вид спорта. Белый спорт для белых людей. Очень оттягивает нервы. Все-таки классно я придумал устроить зиму! Надоела эта мрачная фаллическая башня, затхлый дворец и однообразные подземелья. В конце концов, я — демиург в самом расцвете творческих сил. Не собираюсь всю жизнь прожить в одних декорациях. Сегодня утром вдруг остро захотелось покататься на горных лыжах — и я решил, что пришел январь. Активизировал воображение, вдохнул полной грудью четыре литра волшебной пыльцы — и вперед: как загрохотало! Снег повалил, озеро корочкой льда поросло — тонюсенькой, но крепкой! Вилы мои завизжали, побежали резвиться с белыми мухами — как были, босиком! Вила Ром вообще в бикини выскочила — а что делать, они вообще зиму впервые увидели.
Вверху, под сводами пещеры грохотало часа полтора, снегопад шумел, как канонада; робокурица испугалась и полезла в бомбоубежище, а жрец Би-Джей затрепетал и наотрез отказался открывать окна, утверждая, что это не снегопад, а новая магическая атака вражьих сил. Я посмеялся, похлопал его по спине — и, размеренно дыша, начал сносить постройки. Башню нивелировал напрочь — надоела. Люблю делать перестановки в квартире! Вместо дворца наваял из пыльцы уютное швейцарское шале о трех этажиках с подземной сауной и бассейном. Сортир специально на дворе поставил — чтобы по снегу бегать, чистенький такой, деревянный. Ну — и все, как положено: шкуры белых медведиц на полу, липовые доски на стенах, лыжи у печки стоят — плюс все такое. Здорово получилось, зря Би-Джей на меня ворчит, что несолидно.
Зато какая красота — выйдешь ночью на улицу, на морозец… Артифициальная луна светит мягко, матово, вполнагрева. Дыхнешь — и смотришь, как легкий живой пар поднимается вверх, к искусственным звездам…
Хотя, если честно, снег не очень удался. Я предпочитаю не признаваться в этом публично, ибо кроме меня да Акундина с фон Кульбицем никто не знает, какой бывает настоящий снег. А мой вышел не совсем холодный, хрупчатый — и пахнет фруктовым. На сахар похоже. Ну ничего, даже забавно. Отряхнешь с рукавицы мокрые ледяные шарики, загребешь в ладонь ломтики сладкой белизны — ум-м, прям тают в устах.
Подземная зима получилась не хуже натуральной. Особенно я горжусь своим северном сиянием. Оно включается обычно на рассвете, часов в девять — но можно отрегулировать на любое время. Яркость контролируете с пульта на подлокотнике кресла-качалки. Так забавно, знаете: лежишь себе, медленно просыпаясь, на чистом шелковом белье, а через высокое, искусно измороженное оконце лучатся мягкие отсветы нежно-алого, светло-голубого, играют на шелковой простыне, прохладный розовый блеск заливает всю комнату, танцует на щеках спящей вилы-телохранительницы, задремавшей в кресле со штуцером меж тонких точеных колен… И становится так светло и грустно… И хочется бесшумно спустить ноги с кровати, утопить их в мягкие тапочки — подойти к камину… Не глядя бросить в тлеющие ночные угли неразрезанный номер «Полярной Пчелы»… Ласково разбудить телохранительницу, позвать служанку и долго-долго пить горячий шоколад, выпростав теплую руку из клетчатого пледа, и, улыбаясь одними глазами, наблюдать, как вила Ракия, честно стараясь угодить и закусив губку от усердия, натягивает на ваши ноги толстые полосатые гетры, и как смуглые гладкие грудки ее подрагивают в вырезе расшитой черногорской рубашки, и медными кажутся волосы в отсветах близкого пламени, которое уже вовсю оживает, и резвится, и озорничает в очаге… Ах, это чудесно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128