Жонглер искусно подбрасывал в воздух тарелки, мячи и горящие факелы. Он был абсолютно безучастен, пока не уронил что-то себе на ногу и не запрыгал по залу на другой ноге, пронзительно крича. Двор счел это лучшей частью его выступления и зааплодировал.
Четвертое блюдо представляло собой пару лебедей. Их внесли на серебряном блюде две молодые девушки в костюмах, украшенных перьями. С птиц аккуратно сняли кожу вместе с оперением так, что она осталась неповрежденной, потом их нафаршировали и зажарили.
Вспомнив девушку-лебедя в доме Маэвы, Рохейн пришла в ужас, прикрыв рот платком, который ей предложила служанка. Потом с необыкновенным облегчением вспомнила, что та девушка относилась к нежити, а значит, ее нельзя убить.
Служанки, изображающие лебедей, поднесли блюдо к престарелому маркизу и только после этого разрезали птиц на порционные куски.
Во время этой процедуры Дайанелла и ее друзья демонстративно разговаривали на «перезвоне», время от времени бросая на Рохейн мимолетные взгляды; иногда хихикали, прикрывая рты руками. Рохейн ковырялась в своей тарелке, притворяясь, что ест, но от волнения чувствовала тошноту. Она не могла придумать, что сказать в такой ситуации, и мечтала только о том, чтобы опять оказаться под защитой своей комнаты.
За пределами дворцовых стен гром катал железный мяч по металлической поверхности неба, а ветер, ухватившись обеими руками за крышу замка, пытался ее сорвать.
Перед десертом убрали последнюю обеденную посуду, обнажив строгую белизну скатертей. Теперь леди, относящиеся к сливкам общества, наскучившие друг другу, с удовольствием занялись Рохейн и бросали короткие фразы, полные то притворной слащавости, то довольно резкие и язвительные. Дамы с необыкновенной легкостью жонглировали ее чувством собственного достоинства, перекидывая с одного шипа на другой, пока от него не остались одни клочья.
Прозрачные желе, глянцевые сиропы, гладкие кремы и бланманже, творог с корицей, глазированные пирожные, фруктовые тарталетки заполнили столы. Рохейн представила себе, какое количество жирных тарелок заняло свое место в дворцовых кухнях.
— Когда нам разрешат уйти? — шепотом спросила девушка у служанки.
Ее мутило, но не из-за тех картин, которые предлагало воображение.
— Не раньше, чем маркиз Рано покинет стол.
— Надеюсь, что он живет в соответствии со своим именем.
— Вы не хотите нам сказать, о чем шепчетесь со своей служанкой? — спросила леди Эльмаретта.
— Да, дорогая, скажите нам! — хором откликнулись остальные. Их глаза горели нетерпением еще раз получить возможность поиздеваться над девушкой.
— Ничего серьезного.
— Не будьте такой скрытной, — воскликнули они.
— Фи! — Эльмаретта погрозила ей пальцем с позолоченным ногтем и наставительным тоном заметила: — Вы не должны так поступать. Некрасиво шептаться за столом.
— Кроме того, дорогая, для ваших друзей все, что вы скажете, очень важно! — жизнерадостно добавила Дайанелла.
— Ну что ж, — угрюмо согласилась Рохейн. — Я просто рассказала Вивиане, что посоветовала лиса голодным собакам, собирающимся ее съесть.
— Да? И что же она посоветовала?
— Чтобы, когда они будут ее есть, самая слабая собака внимательно наблюдала за этим процессом.
Леди обменялись взглядами.
— К этому надо отнестись, как к шутке? — спросила Калприсия, — Мне кажется, что она совсем не смешная.
— Нет, это не смешно, — согласились с ней друзья. — Какое странное высказывание!
— Вы уверены, дорогая, что не выпили слишком много вина? — заботливо спросила Дайанелла. — А может быть, наоборот, слишком мало. Посмотрите, она едва сделала глоток. Лакей, наполни бокал леди Рохейн.
Несколько человек угодливо засмеялись.
Рохейн изо всех сил пыталась держать себя в руках. Если она потеряет терпение, это будет окончательным унижением. Посчитав, что она в очередной раз удачно сострила, Дайанелла потеряла интерес к Рохейн и отвернулась.
Наконец маркиз, набив свой и без того раздутый живот еще и сладкой пшеничной кашей с корицей, поднялся при помощи слуг и направился к выходу. Слава богу, обед подошел к концу.
За стенами дворца продолжал бушевать шторм.
Комната с золотыми цветами акации казалась раем.
— У лордов не такие злые языки, как у леди, — устало пробормотала Рохейн. — Никто из них не сказал ни единого язвительного слова.
— У лордов свои собственные правила при Дворе, миледи.
Рохейн поднялась по ступенькам к кровати и улеглась на мягкую перину. Вивиана тихо сказала:
— Ваша светлость так мало поела. У вас аппетит, как у цыпленка.
— Ты очень добрая, — заметила Рохейн, — и поддерживала меня, как только могла. Какие странные люди! Но совершенно ясно, что ничего не получилось, и я потерпела фиаско. Теперь уж меня никогда не примут в общество. Я оказалась изгоем, не успев вступить в него.
Как будто тяжесть всего мира легла ей на плечи. Вивиана помогла хозяйке улечься и пошла обедать с остальными служанками.
Пара нечеловеческих глаз, красных как угольки, прорезала взглядом темноту.
Пахнуло гнилостным смрадом. По углам раздавался скрежет, шуршание и повизгивание. Какие-то живые существа топали, толкались. Темные силуэты карабкались друг на друга, скатывались со спин, но сзади тут же наплывала другая волна. Они были в огромном количестве везде: под кроватью, в складках портьер, на диване, с мягким тяжелым стуком падали с ламбрекенов. Существа извивались, толкались по углам, карабкались на медные элегантные ножки каминного экрана, скользили по инкрустированной золотом поверхности полированного стола, сидели в вазе с апельсинами, помещенной на серебряный пьедестал, который поддерживали четыре амура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143