— опять выругался эрт. — Клянусь небесными звездами, ужасно, что ты не знаешь языка немых! Почему тебе никто не показал, ты же так быстро учишься, не могла же ты… забыть?
«Да. Да, да, да».
В его широко распахнутых глазах блеснула искорка понимания. Он отпустил девушку.
— Что, забыла? Забыла, да? О копья Сеиллеин!
Сианад застонал и опустился на землю, спрятав лицо в окровавленных ладонях.
— Ни голоса, ничего, ни даже тани памяти! С кем я связался! С настоящей мор скатан!..
Он продолжал говорить сам с собой, вполголоса ругаясь на родном языке. Имриен стояла и смотрела на своего избавителя. Такой огромный, думалось ей, такой суровый и такой потрепанный, вон даже левый сапог изорвался. Этот человек рисковал ради нее жизнью, мечтой, сокровищами. Он так много дал ей: имя, язык, свободу. А она, Имриен, умудрилась каким-то образом подвести его.
Девушка пала на колени и протянула к нему руки открытыми ладонями вверх; она так и застыла в ожидании. Наконец Сианад вздохнул и поднял косматую голову.
— Не, неправильно, — сказал он.
Сжав ладонь в кулак и отставив большой палец, эрт покрутил рукой вокруг сердца.
— Атка, острый шип, пронзает сердце печалью. Это значит: «Прости, мне очень жаль». А мне-то каково? Думаешь, я не извиняюсь? — горько добавил он.
И после долгого молчания:
— А ведь не такая большая потеря — эта самая память. Знаешь, сколько людей мечтают утопить ее в вине, откупиться, отделаться… И не могут. Все наши печали — от памяти.
Здесь, среди надежных буков, они спокойно попили из родника и подкрепились. Кроме съестных припасов из ранца, Сианад раздобыл грибы цвета топленого молока с нарядными юбочками вокруг тонких ножек. Обследовав свои царапины, эрт возблагодарил судьбу за то, что коварное дерево не отравило его каким-нибудь смертельным ядом. После завтрака Сианад ударился в воспоминания о том, как славно готовила черноухи его бабуля, как она тушила их в сале, добавив щепотку перца и сольцы, переложив грибочки ломтями ветчины и сала, такого жирного, сочного… Да что черноухи! А хрустящие куриные ножки с жареным луком, а бараньи глазные яблоки в тесте, а соусы!..
— Она еще жива, бабуля моя. Каждые две недели ходит посмотреть на гонки колесниц, хоть ей и сотня лет. Кстати, если не ошибаюсь, то по милости наших друзей-спрыганов мы с тобой заблудились.
Сианад долго ворчал, разглядывал карту, прищуривался наверх, безуспешно пытаясь определить положение солнца сквозь непроницаемый покров из листьев, и в конце концов выбрал направление дальнейшего пути.
Остаток дня путники прошагали по лесу, временами взбираясь по горным склонам, а иногда пересекая заросшие папоротником ущелья, прошитые неровными стежками ручейков. Как и большая часть земель Эриса, эти места были совершенно безлюдны. Похоже, здесь вообще никогда не ступала нога смертного. Когда срывающийся ветер развевал зеленые волосы леса, тот начинал шуметь, будто океан. Порой листья ловили солнечные блики, что светили прямо в глаза. Как-то раз путникам довелось увидеть верный признак присутствия нежити — столб дыма, поднимающийся прямо из земли.
Сианад растолковал девушке, какие места считаются зачарованными: поляны голубых колокольчиков, круги из стоящих торчком валунов, колодцы, особенно те, над которыми нависают деревья; рисунки из примятой травы, прозванные в народе «танцами Светлых», ровные кольца из грибов, известные как «ведьмины ловушки» — «упаси рок попасть туда при лунном свете!», — торфяные борозды на холмах — их как только еще не кличут; кусты бузины, лещины, боярышника, ракитника и терна; ну и, разумеется, места, где пышно разрослись дубы, ивы, яблони, березы или падуб. Вот где обязательно встретишь какую-нибудь нежить — если очень повезет, то явную.
Затем Сианад «для собственной безопасности» принялся учить Имриен языку немых.
Ближе к вечеру путники оказались в горах. Бушующий океан леса остался внизу; здесь лишь изредка можно было увидеть чахлые деревья, цепляющиеся за жизнь назло свирепым вихрям. Невесть откуда взялся промозглый серый ветер. Он обтачивал утесы, словно боевые клинки, и так свистел в ушах, что путникам приходилось все крепче стягивать завязки своих капюшонов.
— Не по сезону погодка! — с подозрением проворчал Сианад.
С наступлением темноты дорога стала и вовсе опасной: в пустотах между отрогами люди то и дело натыкались на болотные топи, всякий раз замечая их в самый последний миг, уже занеся ногу для рокового шага.
— Повезло нам, что я не домосед какой-нибудь, а вольная пташка, успел постранствовать, — разглагольствовал Сианад. — Иначе мы бы не сегодня-завтра заблудились или окоченели в лесу. И вообще идти дальше просто невыносимо. По-моему, пора искать укрытие для ночлега.
Легко сказать: вокруг были одни голые скалы. Путники решили уже забраться под какой-нибудь утес на всю ночь, и тут впереди замерцал огонек.
Сианад и Имриен недоверчиво приблизились. Какова же была их радость, когда они обнаружили нечто вроде крупного шалаша, внутри которого гостеприимно полыхал костер!
— Сдохнуть мне на месте! Хижина дровосека, вот так удача! — восторгался эрт. — г Если мои глаза не врут, эту ночь мы проведем в тепле, со всеми удобствами. Лесорубы знают, из чего строить. Спорим, это рябина! Никакой нежити сюда не забраться.
И все же он внимательно осмотрелся, прежде чем переступить порог.
— Входи, шерна, здесь никого нет! Думаю, наш добрый хозяин не обидится, если мы дождемся его тут и заодно согреемся.
Поверив суждению своего наставника, девушка присела рядом с ним на большом сером камне у огня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147