И вот наступил выпускной вечер.
Было все очень красиво и торжественно. Сам процесс и сценарий. Об этом стоит рассказать отдельно. Но не сейчас.
В результате мы все оказались за большим столом, вместе с родителями. И разговор пошел о том, что же после школы. Мои родители и родители Люськи в один голос: — Ну, наши дети едут в Ленинград и поступают в институт.
И это прозвучало, как-то само собой. Как же иначе то ещё, может быть?
А Люська встала и говорит: — Нет, я не еду в Ленинград. Я остаюсь здесь.
До меня как-то сразу не дошло. Подумал, ну это для родителей.
Потом по программе мы отделялись от родителей, выпивали шампанского и шли гулять на всю ночь по городу.
Конечно, все происходило так здорово, как-то ярко и насыщено. Мы уже не были школьниками. Мы были уже почти взрослыми людьми. Дальше я уже все смутно помню. Так сильны были эмоции и впечатления, что просто все смешалось в голове.
Но вот что я отлично помню, так это то, что мы с Люськой стоим на набережной.
Небольшая луна и полное небо звезд.
И ярче всех — Южный Крест. Как будто хочет нам что-то указать.
Я ей рассказываю о звездах, о созвездиях.
Которые — высоко. И вечны. А свет от них идёт миллионы лет.
Самый подходящий момент, что бы начать разговор о нашем будущем. Стоя на пороге взрослой жизни.
Видимо, она тоже почувствовала важность момента.
И опередила меня.
Совсем без предупреждения и вроде бы, как-то — ни по теме, взяла меня за руку, сжала её в своих ладошках, и говорит: — Я буду мамой. Понимаешь? А отец ребёнка…
— Я люблю этого человека, и я буду с ним.
Сейчас я понимаю, что это далось ей нелегко. С какой стати она должна мне это говорить. Наверное, даже её родители ещё об этом не знают. Но видимо она хотела мне это сказать, поэтому и сказала.
Значит все-таки, что-то нас связывало. Раз она посчитала должным, мне об этом сказать. И значит, ей было не все равно. И это было не просто оправданием того, почему она со мной не едет в Ленинград. Это было признанием.
И это было концом.
Ну да — у неё уже «взрослая» жизнь. А я — остаюсь в прошлом.
Я не нашелся, что сказать. Только, крепко сжал её ладошки. И пробубнил что-то вроде: — Ну, значит так и должно быть.
А она, смотрела на меня своими голубыми, широко раскрытыми глазами — словно пыталась найти в моих глазах, какие-то ответы, на свои вопросы. И молчала. Не просила — скажи что-нибудь. И не стыдилась — своего признания.
Стояла, не высвобождая своих рук — из моих, смотрела на меня, и молчала.
Я не мог, оторваться от неё. И не мог, ничего сказать.
Потому, что где-то в груди, разливалась боль. Комок, подступал к горлу. Мышцы напряглись. Хотелось бежать от неё.
Но я не мог.
Я смотрел в её глаза.
И прощался с ней.
Потом, всё-таки разжал руки. Погладил её по плечу. И сказал, сдерживая дрожь в голосе: — Всё будет хорошо. Пойдём к «нашим».
И всю оставшуюся ночь изображал из себя счастливого выпускника.
Хотя мне было очень плохо. Я не понимал, почему мне плохо. Ведь не было никаких конкретных планов для «нас». Да и само понятие «мы» не существовало.
Но мне было очень плохо.
Как же так? Ребёнок? Она — любит?
Зачем?
Почему?
Этого не может быть.
Это не правильно.
Нельзя так.
Должен быть какой-то выход.
Нужно всё исправить.
Это что — взрослая жизнь такая?
Почему я не поговорил с ней раньше?
Как я мог это допустить?
Агония — или метаморфоза?
Я понял, что боль — это тоже часть жизни. Как не бывает ночи без дня, так не бывает жизни — без боли.
И после этого у нас не было возможности поговорить. То ли она чувствовала себя смущенной оттого, что мне призналась. То ли я был очень рассержен на неё, и всем своим видом демонстрировал это. Не знаю.
Ведь если ей нужно было мне признаться, значит, и она чувствовала, что между нами что-то есть. Если бы ничего не было — какой смысл что-то объяснять, в чем-то признаваться. Значит, я ей был как-то по-своему дорог.
Конечно, она чувствовала себя смущенной и не знала, что ещё можно мне сказать. Поэтому и избегала меня.
А я, был страшно рассержен, обижен и зол. И я тогда, совсем не понимал, что переживает она. Отношения со мной — тут все понятно. Жирная точка. А вот её новая жизнь. Правильно ли она поступила. Ей нужна была моя помощь.
А я, ходил как рассерженный индюк.
Ещё и поэтому, я зол на неё и до сих пор.
Мы виделись через полгода. Но обменялись только парой ничего не значащих фраз. Стена непонимания, между нами была высокой. И продолжала расти.
Потом, мы виделись через несколько лет. И разговаривали уже вообще как простые знакомые. Всё кончилось. Но боль — осталась.
С тех самых пор у меня где-то глубоко сидит обида на неё. И ощущение — что, что-то я, или мы, сделали не так, как нужно было сделать. Конечно — прошлое не вернёшь. И ничего уже не исправишь.
Но, когда на душе — плохо. То — нужно искать причину. А не заниматься самобичеванием.
Да, ты была старше и взрослее. Но я десять лет относился к тебе не просто как к однокласснице, и даже не просто как к другу. И ты отвечала мне взаимностью. Я мог бы помочь — если бы ты только сказала, хотя бы одно слово…
И ты — могла бы мне довериться, ещё больше. Ведь мы же — не чужие люди.
Я знаю — там, где-то, ты тоже иногда думаешь об этом. Уверен — что не жалеешь. А просто пытаешься оценить — правильно, или не правильно ты поступила. Даже, если это и не так важно. В сегодняшней твоей жизни.
И я всю жизнь, ношу в себе эту обиду. И эту свою вину.
Вот такая грустная история.
А в Ленинград мы все-таки поехали. Я, Борис, Игорь Б. и девчонки: Марина З., Галина Ш. и ещё Галка (я не буду о ней подробно распространяться — просто она поехала с нами).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43