– Не сомневайся! Он мне такой же дед, как ты – сын своего отца, – загадочно улыбаясь, ответил Милас.
Это могло означать и «да» и «нет».
В том, что он – «сын своего отца», Эгин не сомневался. Сомневался он лишь в том, что у него когда-либо был отец, не в телесном, конечно, но скорее в юридическом смысле. Он считал себя сиротой, ибо знал: за редчайшими исключениями в Свод не берут детей, о родителях которых простой смертный сможет узнать что-либо кроме того, что их уже нет на свете.
Однако, он не стал настаивать на ответе. Он уже усвоил: невольных признаний из Миласа не вытащишь и пыточными клещами.
Да и сам Милас почувствовал неловкость. Ему не нравилось казаться авантюристом. И он постарался замять вопрос о знаменитом деде, вынув как будто бы из воздуха резной футляр из черепных костей местного ската-водолета. Футляр был величиной с две ладони.
– Открывай, не бойся.
В футляре лежала ключ-улитка, улитка-дирижер. Рядом с ней покоилась музыкальная игла.
– Это на память. Сейчас она спит. Соберешь ей компанию, прицепишь к дереву и насладишься музыкой! Рекомендую сосну, не слишком старую. Неплохо звучит весенний кипарис. Хотя с непривычки может показаться немного приглушенным, таким, знаешь ли, занудным, – прокомментировал Милас.
Почему-то Эгин был совершенно уверен, что никогда не станет использовать эту ключ-улитку по назначению. Уж очень неприятно было вспоминать оба предыдущих столкновения с музыкальной магией.
Сопливая царица каким-то чудом прознала о подарке Миласа и, кажется, решила перещеголять его.
– Я подарю тебе, чужестранец, нечто такое, чего никогда не продают на дрянных аукционах в Волшебном театре, – церемонно сообщила она.
Эгин не понял, была ли это колкость в адрес Миласа или просто вступление. Он счел за лучшее промолчать.
– Это дорогой подарок. И мне жаль отдавать его тебе. Но, с другой стороны, что это за подарок, которого не жаль отдавать? Тогда это не подарок, а мусор.
Упоминание о том, что подарок «дорогой», несколько смутило Эгина. Он и так получил более чем достаточно для скромного спасителя города. Он спас жизнь гнорра Свода Равновесия!
– Но позволь, царица… Ты уже сполна наделила меня от своих щедрот… – запротестовал Эгин, имея в виду Белый Цветок с заключенным в нем семенем души Лагхи.
– Это был не подарок. Это была так… благодарность. Лотосом я с тобой сквиталась за добро. А теперь – просто подарок, не плата. Он будет сам по себе, – дала путаные объяснения царица. Как всегда – в тоне, не терпящем возражений.
Эгин сдержанно потупился. Дари, мол, если так решила.
Итская дева протянула к Эгину свою узкую ладошку, на которой стоял флакончик, похожий на огромный желудь с массивной шляпкой.
Присмотревшись, Эгин понял, что флакончик сделан из гигантской черной жемчужины, внутри которой была, видимо, высверлена полость. Вторая жемчужина служила флакончику пробкой. Судя по всему, пробка была пригнана с точностью филиграннейшей и плотно, насмерть притерта. Почему-то Эгин не сразу решился взять флакончик. Чем-то серьезным и печальным веяло от него.
– Что это? Неужто слезы магдорнского Тритона? – попробовал пошутить он.
– Нет, – без тени улыбки отвечала царица. – Это духи.
– И какой же запах у этих духов?
– Запах времени.
– Разве время имеет запах?
– Имеет, – степенно кивнула Итская Дева. – Но он не похож на запах мимозы или розмарина. Оно пахнет как… как… как ключевая вода!
– Должно быть, это печальный запах, – улыбнулся Эгин. – Ну тогда скажи мне, царица, перед каким приемом следует душиться этими духами?
– Эти духи не для ерунды, – фыркнула царица, разумея, конечно, приемы. – Это духи для воспоминаний. Хватит одной капли, чтобы вспомнить все, что пожелаешь. Даже то, чего ты никогда не помнил. Прими их и не донимай меня больше вопросами!
Эгину ничего не оставалось, кроме как благодарно поцеловать руку девчонке, которая после окончательного «вочеловечивания» снова стала строптивой, высокомерной и переменчивой. То есть такой же, каким был город, в котором ей предстояло царствовать.
Эгин отогнал прочь воспоминания и снова обернулся в сторону Ита. Но его уже совсем не было видно за низкими кудлатыми тучами, которые стлались над озером и вьющейся вдоль берега дорогой.
Если бы пять лет назад в Своде Равновесия кто-то напророчил молодому эрм-саванну Эгину, что в один прекрасный день он будет возвращаться из «распечатанного» Ита с подарками от Девы Озера, он, пожалуй, порекомендовал бы фантазеру немедленно обратиться к Знахарю. На предмет вменяемости. «А теперь даже странно думать, что может быть иначе».

2
Эгин проехал через заставу и пост сборщика пошлины без всяких приключений.
Сама будка сборщика теперь имела вид донельзя мирный. Ничто в ней не намекало на те жуткие события с лужами крови и полетами по воздуху, участниками которых совсем недавно были Эгин, Милас и Есмар. «Счастливого пути», – прошепелявил вслед Эгину стражник, как двоюродный брат похожий на одного из давешних убийц из клана Собирателей, рекомых также попросту «жемчужниками».
Эгин пришпорил жеребца. Он знал – совсем скоро он выедет к дорожной развилке.
Южная дорога со временем приведет его к Пиннарину – почему-то Эгин был уверен, что гнорр хотел бы оказаться именно там. А другая дорога, помнил он, зовется Поперечным трактом (приблизительно так Эгин перевел для себя слово «Марнильм» с харренского) и оканчивается в мрачном многолюдном муравейнике с названием Тардер. Он был уверен, что в столице Ре-Тара им с Лагхой делать нечего. И все-таки, об этом не мешало спросить у самого гнорра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23