Она облегченно перевела дух и спросила:
– Значит, вы тоже искупались?
– Ага, – кивнул он. – Я знал, что вам не захочется торопиться.
– Простите…
– Какие там извинения! – Он весело рассмеялся. – Вам понравилось?
– Чудесно, просто чудесно! – Она блаженно закрыла глаза. – Никогда в жизни я так не наслаждалась, никогда!
Он посмотрел на нее со знакомым ей по прошлым годам благосклонным выражением и сказал:
– Вот вы и улыбаетесь! Вам известно, что вы не разучились улыбаться?
Это было правдой: она чувствовала, что ее щеки проделывают нечто, от чего давно отвыкли. Ожило не только ее лицо, но и все тело. Она торжественно заявила:
– Я думала, что уже никогда не смогу улыбаться.
– Так уж и никогда!
Некоторое время они шли молча, наслаждаясь самим движением. Когда же достигли поля перед своим домиком, уже наступила ночь.
– Если в следующий раз поедете в город, купите Пачку свечей, – распорядилась она. – У нас будет уходить по одной штуке за урок.
– Обязательно куплю.
– У нас еще осталось две штучки. Можно начать прямо сегодня.
Он замедлил шаг.
– Но ведь вам надо выспаться, завтра опять рано вставать.
– Я больше не чувствую усталости. У меня вообще такое чувство, что я больше не буду уставать. – Вместо смеха у нее вырвалось короткое кудахтанье.
– Как вы думаете, много у меня времени уйдет на то, чтобы научиться читать?
– Что вы! – безмятежно отозвалась она. – Совсем немного. Ведь вы сами говорите, что делаете все вдвое быстрее, чем остальные.
От его смеха ошалело взвились в воздух воробьи, прикорнувшие на кустах. Прибавив шагу, он возразил:
– Не все.
В следующее мгновение его посетила хитрая мысль, и он едва не брякнул: «А жаль». Конечно, даже если бы эти слова сорвались с его уст, она бы не разгадала их смысла, но сожаление, которое непременно прозвучало бы в его голосе, заставило бы ее засыпать его вопросами; как всегда бывает с тлеющими фитилями, огонек обязательно добрался бы до заряда – и взрыв разнес бы в клочья их мирный союз.
3
В половине четвертого утра 11 ноября 1866 года, в день ярмарки свободных мест, было очень холодно.
Овечьи шкуры снова были перешиты в заплечный мешок, который уже лежал в собранном виде на столе. Рядом с ним лежал скромный узел Аннабеллы, несколько увеличившийся с того дня, как она явилась на ферму, поскольку Мэри Джейн сунула туда накануне три свечи и кое-что съестное, прихваченное из погреба. Расставаясь, подруги поливали друг дружку слезами, хотя перспективы Мэри Джейн были предпочтительнее: она сообщила Аннабелле, что теперь хозяин хочет сына, но она не торопится, пока он не составит бумагу, обеспечивающую ее отпрыскам более достойное будущее, чем прозябание в работном доме, на случай, если с ним что-нибудь произойдет; в том, что такая бумага появится, она не сомневалась – уж больно привязался к ней хозяин. А уж когда хорошо заживет она, перепадет и Энди.
Аннабелла восхищалась здравомыслием и практичностью Мэри Джейн, однако при мысли о ее связи со Скилленом ей делалось нехорошо.
Мануэль закинул на спину мешок, она взяла со стола свой узелок, и они, не оглядываясь, вышли в холодную ночь. Скиллен отказался отвезти их в город, сказав, что весь его фургон будет забит скотом. Он был вне себя от злости, так как предпочел бы, чтобы они остались, но Мануэль твердо отказался от контракта, поставив условие: или помесячная оплата, или до свидания. В шесть часов по дороге должна была проехать повозка молочника, и им нельзя было медлить, если они хотели к ней поспеть. В пути они не разговаривали, сберегая дыхание. Собственно, говорить им сейчас было не о чем: подробный план действий был составлен еще накануне. Они знали, что будут делать в Хексэме, что скажут будущему хозяину насчет своего опыта и того, в каких отношениях они состоят друг с другом.
В девять утра они слезли с повозки молочника в Хексэме. Аннабелле показалось, что они попали куда-то не туда. Былая безмятежность города пропала; повсюду, куда ни посмотри, кишели веселые, ретиво толкающиеся люди, целыми семьями нагрянувшие в город с намерением повеселиться. Разносчики, рассчитывая на хороший заработок, назойливо предлагали свой товар; зеваки задирали головы, восхищаясь изящными фасадами зданий.
Мануэль заплатил молочнику положенные шесть пенсов и согласно кивнул, когда тот посоветовал ему на прощание:
– Береги карманы, парень, да и портки тоже, иначе придется тебе прятаться по кустам.
– Это вряд ли, – отозвался Мануэль, инстинктивно поправляя пояс с деньгами. – Когда начало? Я о ярмарке свободных мест.
– Это может начаться когда угодно. Я бы на твоем месте не уходил оттуда, пока не добился своего.
– Спасибо. Счастливого пути!
Взяв Аннабеллу за руку, Мануэль стал прокладывать путь сквозь толпу. У постоялого двора так сильно пахло элем, что он облизнулся. Будь он один, опрокинул бы несколько кружек подряд, хотя бы для того, чтобы отпраздновать вновь обретенную свободу: пускай через несколько часов он снова может оказаться подневольным батраком, сейчас он чувствовал себя хозяином своей судьбы. Собственно, не будь с ним Аннабеллы, он вряд ли стал бы наниматься в работники, хотя на носу уже была зима.
В следующем трактире было так людно, что кружки с пивом передавали через головы. Аннабелла дернула Мануэля за руку и предложила:
– Если хотите, промочите горло, Мануэль, я подожду.
Он оглядел толпу перед трактиром, перевел взгляд на нее и ответил:
– Сейчас не время останавливаться, сначала разберемся с главным. Вас мучит жажда?
– Немножко. Но лучше, по-моему, поступить так, как вы советуете: разобраться с главным, то есть получить работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122