Нам нечего опасаться.
– Надеюсь.
Он смотрел ей прямо в глаза, но видел в огоньке свечи лицо Марджи. Он мотнул головой, прогоняя видение.
– Что-то случилось, Мануэль? – встревоженно спросила Аннабелла.
– Нет, ничего.
На самом деле ему было неспокойно. Он спрашивал себя, почему много недель подряд не вспоминает Марджи, а потом она появляется перед ним, как живая. Он привык усматривать в этом предзнаменование. Но что может произойти теперь, на этой захолустной фабрике, откуда им в следующую среду одна дорога – через холм, в соседнюю долину, в церковь? Он не видел никаких опасностей, однако сожалел, что не имеет привычки молиться.
2
Все было кончено. Брачное свидетельство подписано, скреплено печатью и заверено Карпентером и Фурнье. Старый священник пробормотал молитвы. Прежде чем начать, он долго и со значением смотрел на Аннабеллу, а подойдя к словам: «Если кто знает о препятствиях…» – ждал ответа дольше обычного, хотя знал, что его не последует, так как в церкви, за исключением Карпентера, находились только рабочие и их жены.
Карпентер так распланировал обжиг, чтобы подборщики могли выйти на работу только вечером; он не только превратил этот день в выходной, но и предложил своим рабочим из Дарлингтона привести жен и детей, так как стол для чествования молодой пары был накрыт в сортировочном цехе, где для всех хватило места; далее намечались увеселения.
Большинство работников не удивились приглашению, так как знали хозяйскую щедрость и справедливость, хотя кое-кто ворчал, что было бы понятнее, если бы на месте Мануэля оказался старый работник; этот же молодчик, пусть он и парень что надо, только что появился на фабрике. Другие утверждали, что дело не в нем, а в невесте. Вот кто любопытное создание! Никто никогда не слыхивал, чтобы женщина так смыслила в стекле, как она. Да и голосок у нее больше подходит для гостиной, чем для цеха. Ситуация была престранная, а для некоторых трудная, ведь мужчинам приходилось теперь следить за выражениями. Но разговорами ничего нельзя было исправить: ей симпатизировал хозяин, а его слово – закон.
Один из работников задал вопрос, который был у всех на уме: как этот испанец умудрился сделать ее своей женой? Как бы он ни выглядел, как бы себя ни вел, рабочего человека видно за милю. В этом присутствовала какая-то странность. Впрочем, предстояла свадьба, а на свадьбе выпивают и веселятся. К чему заглядывать дареному коню в зубы?
В четыре часа дня молодожены уселись во главе длинного стола. Всего набралось сорок два человека, включая пасынка Карпентера с женой.
Сначала разговоры за столом велись вполголоса, но, когда бочонок пива был наполовину опорожнен, начал все чаще раздаваться громкий смех; поведение гостей стало раскованным. Было замечено, что Мануэль отказывается от пива, и это превратило его в мишень для острот. Капитан тоже не удержался и поддел его:
– Хочет сохранить ясную голову, чтобы не упустить ничего из того, что будет потом…
На протяжении всей трапезы Аннабелла чувствовала себя не в своей тарелке. Она не ожидала, что будет так смущена. Одно дело – веселье, и совсем другое – откровенные разговоры на столь интимную тему. Ей отчаянно хотелось удрать из-за стола. Однако это было немыслимо, оставалось через силу улыбаться. Как и во время венчания, ее охватил страх. Сейчас, как до этого в церкви, она подумала: «Навсегда, на всю жизнь!» Но разве она поступила так не на трезвую голову? Она знала, что навсегда становится спутницей Мануэля. Он предупреждал ее об этом еще накануне: «Навсегда, пока один из нас не умрет. Ты понимаешь?»
У Мануэля все переворачивалось внутри. Ему приходилось бывать на свадьбах, в последний раз – на свадьбе Агнес; пока он работал в Усадьбе, там дважды играли свадьбы. Он знал, чего ожидать; некоторые остроты вогнали бы в краску и быка, однако жениху с невестой полагалось слушать и улыбаться. Агнес с Дейвом и ухом не вели. Другое дело – Аннабелла: он знал, как она мучается, чувствовал, насколько она напряжена. Радость, которую он так ждал, могла быть испорчена. Его любовь к ней – это что-то исключительное, чего никому нельзя касаться. Он знал, что любой, кому посчастливилось любить по-настоящему, согласится с ним. Любящий питает иллюзию, что ничего подобного еще ни с кем не происходило… Мануэль был счастлив, пока не пошли насмешки. Особенно неистовствовал красномордый моряк. Он с удовольствием заткнул бы ему рот.
– Хватит болтать! – прикрикнул на озорников Карпентер, уловивший сигналы опасности. Его пасынок, как водится, злоупотребил спиртным и дал волю языку.
Гости удивились, что жених не выступает с благодарственной речью, но быстро забыли об этом: предстояли танцы, на столе было еще полно еды и выпивки, вечер только начался.
В восемь вечера веселье было в самом разгаре. Все ликовали, даже жена капитана, опрокинувшая четыре рюмки, пошла танцевать, после чего взяла на себя роль хозяйки и принялась потчевать гостей. Случилось так, что она как бы ненароком опрокинула стакан эля на синее бархатное платье Аннабеллы. Было трудно разобраться, что заставило ее так поступить: или то обстоятельство, что ее супруг дважды промчался с новобрачной в танце, или то, насколько хорошо на той сидело платье, или же она хотела дать понять, как бы поступила, будь на то ее воля, с этой странной девушкой, завоевавшей расположение ее свекра и корчащей из себя леди, будучи простой работницей. Как бы то ни было, случившееся вызвало оцепенение, прежде всего у Аннабеллы. Ведь это было ее единственное приличное платье! Его купил ей Мануэль, она любила его, в нем пошла под венец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122