– Сударь, в Портсмуте от руки фанатика, но по прямому наущению клевретки кардинала пал герцог Бэкингем!
– Какие доказательства, подтверждающие правоту ваших слов, вы можете привести, молодой человек?!
– Господин комендант, я не привык, чтобы со мной разговаривали в таком тоне. В мои намерения вовсе не входит убеждать вас в чем бы то ни было. Корабль, на котором я плыл, к большому несчастью, принесло в Ла-Рошель, она терпит тяготы осады, меня расспрашивают о том, кто я и откуда, – я понимаю причины, по которым это делается, но подвергаться вашим допросам, а тем более что-либо вам доказывать я не собираюсь!
Наступило неприятное молчание. Бледный рассвет проникал сквозь окна, напоминая о ходе времени, для которого любые осады, любые войны не больше, чем движение песчинок в песочных часах Вечности. Вставало солнце.
– Я уже слышал о гибели Бэкингема, но эту весть в Ла-Рошель принес парламентер из вражеского лагеря. У меня нет оснований верить вам, сударь.
– Я охотно примирюсь с любым выводом, который вам будет угодно сделать, господин комендант, из нашей с вами беседы. Еще раз прошу вас заметить, что мне от вас ничего не надо, кроме разве что соблюдения тех простейших правил приличия, которые приняты в цивилизованном мире. Волей ветра и волн наша фелука попала к вам, но если запасы рыбы, что будут найдены в трюмах нашего судна, в силу тяжелого положения города вы вольны рассматривать как трофеи, то экипаж и пассажиры не являются вашими пленниками.
Д’Артаньян замолчал, исчерпав запасы своего красноречия. Неожиданная мысль поразила его. Он снова вспомнил голодные глаза конвоировавших его солдат и их впалые лица.
– Я думаю, что продолжать защиту крепости, когда ее защитники лишены не только еды, но и надежды на помощь английского флота, бесчеловечно. И в первую очередь по отношению к самим ларошельцам. Может быть, среди ваших людей есть англичане, которые знают, я хотел сказать – знали, герцога и его камердинера, возможно – секретаря.
– А вы что, настолько близко были знакомы с лордом Бэкингемом, что в состоянии описать, как выглядят его секретарь и камердинер? – В голосе коменданта послышались нотки удивления.
– Мне пришлось побывать у герцога в его дворце в Лондоне. Это было еще до начала военных действий.
– Англичан в городе немало, но вряд ли кто-то из них мог настолько близко знать герцога, – размышляя, проговорил комендант.
Внезапно лицо его прояснилось. Казалось, он пришел к какому-то решению.
– Ла Вьеваль, позовите сюда господина Джейкобсона. Он мне нужен по срочному делу, – крикнул комендант, обращаясь к стражникам, стоящим у дверей его кабинета. – Этот английский офицер участвовал в десанте на остров Ре, он близко знал герцога; кажется, одно время он состоял при нем в качестве адъютанта, – пояснил комендант, обращаясь к д’Артаньну и внимательно наблюдая за выражением его лица. – Джейкобсон был ранен при поспешном отступлении с острова, его подобрали наши люди. Он поправился и теперь служит примером для лучших, защищая бастионы Ла-Рошели с отвагой и хладнокровием, свойственным этой гордой нации.
Ожидая, покуда приведут англичанина, комендант молча барабанил пальцами по столу. Мушкетер тоже не нарушал воцарившейся тишины.
Неожиданно дверь растворилась, и в кабинет вошла девушка лет девятнадцати или двадцати, настолько грациозная и привлекательная, что д’Артаньян непроизвольно повернулся к ней и задержал на ее лице свой взгляд немного дольше, чем это диктовалось правилами приличий.
Увидев, что в кабинете находится незнакомый дворянин, девушка остановилась в нерешительности.
– Простите меня, крестный. Я не думала, что у вас посетитель в столь ранний час, и зашла пожелать вам доброго утра, – сказала она, и д’Артаньяну почудилось, что в доме заиграла музыка.
Д’Артаньян с удивлением рассматривал неожиданную гостью, хотя, как явствовало из обращения ее к коменданту, она была здесь скорее хозяйкой.
Тем временем комендант, несколько смягчившись, – во всяком случае, на лице его появилось выражение какого-то еле пробивавшегося через ледяные заслоны теплого, искреннего чувства, – приветствовал ее словами:
– Ничего, Камилла, ты не будешь мешать нам. Просто мы несколько засиделись с господином де Кастельмором.
Девушка тряхнула головкой, отчего черные ее локоны пришли в легкий беспорядок, и это сделало ее еще более очаровательной.
– Так, значит, вы еще даже не ложились! – воскликнула она. – Нельзя так относиться к своему здоровью – вы не спите дни и ночи напролет! А вы, сударь, право же, поступаете нехорошо – ему нельзя столько работать.
– Разрешите вам представить мадемуазель Камиллу де Бриссар, дочь моего старого боевого друга, к великому несчастью, умершего, когда Камилле едва исполнилось шесть лет. Я ее крестный отец и опекун, что дает ей основания осуществлять самый строгий надзор за моей деятельностью, – заметил комендант, снова возвращаясь к своему холодному и несколько неприязненному тону.
Видимо, хорошо знавшая характер своего опекуна, девушка непринужденно и очень грациозно приветствовала д’Артаньяна и, сейчас же распрощавшись с мужчинами, вышла из кабинета.
Тем не менее эта мимолетная сцена возымела некоторое действие на настроение коменданта Ла-Рошели. Он, казалось, впервые за все время разговора или, скорее, допроса, если взыскательный читатель найдет более подходящим именно это слово, вспомнил, что у него есть в этой жизни другие дела помимо военных вопросов и хлопот, связанных с обороной города.
В этот момент у дверей послышались шаги, громкие голоса требовали пропустить их к коменданту, что, впрочем, было сразу же исполнено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145