Бетс побежала наверх за своим чепчиком и сумочкой. Она уже почти открыла входную дверь, и тут зазвонил телефон.— Это Хелен из больницы. Я хочу сообщить вам, что в состоянии сестры Хэрроу наметился поворот к лучшему.— О, спасибо, Хелен, за хорошие новости. Слушайте, вы не передадите кое-что моему мужу? Я не хочу беспокоить его, но если я ему понадоблюсь, то я — в Хэрроугейте. ЭЛИСОН 15 сентября 1899 Эли стояла на верхнем балконе и смотрела на долину. Холодный воздух ранней осени сковал ветки деревьев во фруктовом саду. Горные свиристели все еще сновали в поисках пищи, но скоро все они должны были улететь. Рябины, ясени и тамариск начали опадать, а на низких склонах холмов между мрачными соснами там и сям алели клены. Красноголовка присела на мгновение на ближайшую ветку, а где-то на вершине холма залаял койот. Воздух в долине похрустывал. Пороги шумели, казалось, совсем близко.Звук легких шагов заставил Элисон обернуться.— О, ты оделась! — воскликнула она, глядя на прогулочный костюм матери. Глаза ее скользнули по плоской шляпе, которую та держала в руке. Элисон открыла от удивления рот. — Ты уходишь? — Мама никогда никуда не уходила. Никогда. На памяти Элисон нога матери никогда не ступала за порог их крыла. Ни разу.— Только в основной дом, дорогая. Больше — никуда.— Но я пойду с тобой?— Нет, пожалуйста, останься здесь. Элисон начала было протестовать, но Джинкс успокаивающе похлопала ее по плечу.— Слушай, дорогая, все точно так, как ты говорила: твой дядя Карр делает в компании такие вещи, которые… ну, не правильные, вот и все.Глаза Эли блуждали по городу, горам и долине — уже совсем не такой уродливой теперь, когда быстрорастущий орегонский дуб заменил собою вырубленные деревья.— Дядя Карр погубил не только наш бизнес, но еще и горы.Джинкс облизала губы.— Сегодня — всего лишь через несколько минут — в главном здании будет собрание…— Я видела, как приехали два экипажа.— В одном, должно быть, был твой кузен Олли. А кто был во втором — не знаю.— И сколько людей придет?— Не знаю. Собрание — для директоров компании.— А ты директор, мама?— Так мне сказали.— Как же получилось, что ты ни разу раньше не ходила на них?Джинкс улыбнулась и потрепала Эли по руке.— У меня ведь не было взрослой дочери, чтобы напоминать мне о моих обязанностях.— Меня?— Угу, тебя.— А что ты будешь делать на собрании, мама?— Скажу твоему дяде Карру, что мы умываем руки. Продаем наш пай — но не ему.— О, здорово. Я тоже хочу пойти, ведь я директор — у меня же есть пай.— Ты еще не можешь голосовать, дорогая. Я контролирую твои два процента, пока ты несовершеннолетняя.— Два процента — как-то не очень звучит, правда?— О, но это очень много! Два процента от папиной компании представляют собой кучу денег! — Джинкс пришпилила шляпку к вьющимся рыжим волосам. — Я хорошо выгляжу?— Ты просто красавица, мама, и всегда хорошо выглядишь. Джинкс рассмеялась.— О, спасибо, дорогая. — Она наклонилась, чтобы поцеловать дочь.— Ты надолго?— Нет, должно быть, на полчаса, не больше.— Ты откроешь дверь и пройдешь через дом? — спросила Эдисон с надеждой. Она никогда не видела того, что лежало за двойными дверьми.— Нет, эти двери не отпираются, ты же знаешь. Я пройду через веранду и двор. Это всего лишь два шага.— Покажи ему сама знаешь что, мама.— Элисон Хэрроу! Где, скажи, пожалуйста, слышала ты это выражение? Твой дядя Киф когда-нибудь…— Я прочитала его в газете, мама. А что оно означает?— Неважно, — сказала Джинкс, смеясь, — скоро увидимся.Эли перегнулась через перила и помахала матери. Солнце превратило яркие мамины волосы в горящий костер. Джинкс посмотрела наверх и улыбнулась, помахав Элисон. «Она такая красивая, — подумала Эли, — и стала еще красивей после приезда дяди Кифа».Она надеялась на то, что мама действительно покажет дяде Карру, где раки зимуют.Она не помнила, чтоб когда-нибудь встречалась с дядей Карром, но знала, что он бы ей не понравился.Эли взяла журнал и приготовилась к ожиданию. Раньше она никогда не бывала совершенно одна, и одиночество приятно взволновало ее. Несмотря на то что мама была совсем рядом — в основном доме, — оставшись одна, Эли почувствовала себя совсем взрослой.Где-то вдалеке она услышала, как по долине с ревом едет поезд, пронзительно и настойчиво свистя. Облако черного дыма медленно продвигалось вдоль Десятой улицы, ниже больницы, к станции. Иногда поезд не останавливался, но сегодня — остановился. Эли рассеянно отметила, что кто-то, должно быть, либо сел, либо сошел с него.Немного потеплело. Эли открыла журнал и стала читать. Она услышала, как звонит телефон, и пошла было к нему, но поняла, что дойдет до него только тогда, когда он перестанет звонить.Поздняя муха зажужжала под ее носом, и она отмахнулась.Эли не знала, сколько времени прошло перед тем, как до нее донесся странный звук — рычание и хруст — и злой мужской голос: «Убирайтесь, паршивые псы!» Послышался вой. Хлопнула дверь. Элисон подождала, сердце ее учащенно забилось. Происходило что-то странное. Потом из-за угла дома показался пес, голодный и свирепый.Эли наклонилась, совершенно ошарашенная увиденным. Псов никогда не выпускали днем! Как будто почувствовав ее испуг, черный доберман остановился и посмотрел вверх. Он открыл огромную пасть, язык его вывалился наружу, а слюна потекла на бурую траву. О, мама! — в неистовстве подумала Элисон. Как же мама придет теперь домой?! ДЖИНКС 15 сентября 1899 День был великолепным. Джинкс шла по побуревшей траве к мощеной дороге, ведущей к главному входу. Осенний воздух, хрустящий и прохладный, был и тем же, что она вдыхала, сидя на веранде башен, и одновременно совсем другим, сладким и чистым, как свежевзбитое масло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82