— Так, значит, вы были владелицей Ариэля. Теперь я понимаю, почему он такой упрямый и своенравный. Он берет пример со своей хозяйки, не давая на себе кататься.
Элисия ахнула от грубого намека. Окинув маркиза презрительным взглядом, она язвительно заметила:
— Мы оба весьма разборчивы в наших симпатиях.
— Как же трагично сложились для вас обстоятельства, леди Тривейн, что я оказался вашим любящим мужем. — И с этими словами он одним гибким движением подхватил Элисию с седла и перенес к себе, прижимая так крепко, что ей стало больно дышать.
— Итак, мои ласки, мои поцелуи вам не нравятся, — прошептал он безжалостно, и рот его впечатался в ее губы с такой неудержимой силой, что, казалось, раздавит их совсем. Затем болезненное давление ослабло, губы его стали мягкими, они ласкали и уговаривали, приоткрывая ее губы, проникая в их сладостную негу, захватывая ее в плен. Эта тихая атака действовала гораздо сокрушительнее прежнего молниеносного напора.
Не выпуская ее из тисков своих объятий, он решительно продолжал свои поцелуи, пока не почувствовал, как она ослабла, прильнула к нему и кротко вздохнула, покоряясь.
— Вы уверены, Элисия, что не хотите моих поцелуев? — требовательно спрашивал он, почти не отрываясь от ее трепещущих губ. Она крепко зажмурилась, чтобы не смотреть в его золотые глаза, зная, что увидит в них лишь насмешку. — Посмотрите на меня, Элисия, — не отставал он и легонько тряхнул ее.
В конце концов Элисия уставилась в его сверкающие глаза, казалось, отразившие ее ненависть к нему в своих темно-золотых глубинах.
— Настанет день, Элисия, и вы поймете свои истинные чувства и признаете их… Я заставлю вас сделать это, — высокомерно произнес он, откинув гордую голову и лаская завораживающим взглядом ее разгоряченное лицо.
Маркиз подъехал к Ариэлю, невозмутимо пощипывавшему траву, и пересадил Элисию в ее седло, звучно, почти свирепо расхохотавшись при виде ее явного облегчения, когда он выпустил девушку из своих объятий. Элисия ответила ему уничтожающим взглядом и, повернув Ариэля к дому, пустила коня в галоп. Маркиз на своем жеребце не собирался отставать.
— Ариэль быстр, Элисия, но Шейх быстрее. Вам не удастся обогнать меня, и не пытайтесь. — Он усмехнулся при виде упрямого выражения ее лица, но в голосе маркиза слышалось недвусмысленное предупреждение.
Однако она все-таки смогла небрежно ответить:
— Шейх — конь красивый, и, возможно, он быстрее Ариэля, но Ариэль вынослив. Что вы на это скажете?
— Я могу долго гнать своего коня, и выносливости ему не занимать. Разумеется, он сможет выдержать соперничество. Я смотрю, вы прекрасная наездница. Несомненно, это заслуга Джимса: он ведь был вашим семейным грумом и наставлял вас с детства. По правде говоря, должен признаться, что редко видел посадку лучше, чем у вас, дорогая, — вынужден был признать маркиз, наблюдая за Элисией. В голосе его звучало нескрываемое восхищение.
— Да, Джимс был великолепным учителем, как и мой отец. Но тем не менее благодарю вас, милорд, за комплимент, — ответила смущенная похвалой Элисия и неохотно добавила: — Замечу, что вы тоже недурно управляетесь с Шейхом.
Маркиз громко расхохотался, искренне забавляясь неожиданной похвалой.
— Это первый комплимент, который мне сделала моя жена. Поистине событие историческое: я не только обнаружил, что жена способна почти обогнать меня, притом на коне, которого никому не под силу объездить, но и то, что ее острый язычок может быть сладким, когда она этого пожелает.
Элисия нахмурилась, но он продолжал веселиться, не обращая внимания на вздернутый подбородок и надутые губки. Их путь лежал к видневшемуся в отдалении громадному зданию, чьи стрельчатые окна отражали лучи бледного утреннего солнца, отважно пробивавшегося сквозь тучи, затянувшие все небо.
Окидывая взглядом Уэстерли, Элисия восхищенно вздохнула, не замечая, что лорд Тривейн внимательно наблюдает за ней.
— Вы, кажется, в самом деле одобряете мой дом? — осведомился маркиз. — Большинство людей утверждают, что он слишком уныл и расположен чересчур уединенно, чтобы долго в нем находиться… тем более постоянно здесь жить.
— Он действительно расположен уединенно, но я всегда жила в сельской местности, в местах, еще более пустынных, чем эти. Мне по нраву открытые просторы, а не шумная скученность городов.
— Однако жизнь в Лондоне имеет свои преимущества, не говоря уже о столичных развлечениях, которых больше нигде нет.
— Да, конечно, я не сомневаюсь, что вы сполна отведали всех его… удовольствий, милорд. — Элисия деликатно помедлила перед этим словом. — Тем не менее тот, кто может позволить себе выбирать… Словом, я предпочла бы жизнь в деревне прозябанию в Лондоне. Те же, у кого имеется возможность жить и тут и там, могут время от времени менять место пребывания, когда уж слишком одолеет скука. Таким людям можно только позавидовать, потому что они обладают лучшим, что дают оба эти мира.
— Моей жене не придется никому завидовать, — надменно заявил лорд Тривейн, — потому что у меня достаточно усадеб и особняк в Лондоне, который мы будем занимать зимой.
— Я буду скучать по Уэстерли, — неохотно призналась Элисия. Ей не хотелось сознаваться в том, что она полюбила что-то принадлежащее ему. — Это очень интересный дом, особенно большой зал с его испанским мозаичным полом и украшениями.
Лорд Тривейн ответил на похвалу улыбкой.
— Можно сказать, это зал наших трофеев. Мои предки наслаждались всеми находящимися там произведениями искусства с особым вкусом, потому что эти уникальные вещи были награблены еще в шестнадцатом столетии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107