— Ты так думаешь?
Джесс сел, достал соломенную шляпку, нахлобучил ее на затылок, банты заколыхались, и наставил на Кэйди руку с воображаемым револьвером.
— Запомни, ублюдок: одно неверное движение — и ты покойник.
Кэйди согнулась пополам от беспомощного смеха, привалившись к его плечу. Вот теперь она вернулась к нему, его девочка, его прежняя Кэйди — веселая и ничем не стесненная. Джесс обнял ее, и они начали целоваться.
— Как твоя голова? — спросила она, поглаживая его по волосам, но старательно избегая шрама. — Должно быть, болит. Ты здорово треснулся.
Ну разве он мог упустить случай изобразить из себя героя!
— Нет, мне не больно. Просто странное ощущение, все эти стежки…
Джесс осторожно провел пальцем от начала до конца по тонкой, извилистой, колючей полоске чувствительной голой кожи.
— Давай посмотрим.
Кэйди заставила его нагнуть голову и склонилась над ним, едва касаясь зашитой раны кончиками пальцев. У него закружилась голова от запаха ее тела, смешанного с ароматом розовой туалетной воды. Халат был полуоткрыт. Джесс сунул руки внутрь и. обхватил ее чудесные спелые груди. Она перестала исследовать рану и замерла, медленно и ровно дыша, Орел свободы, или как его там, все еще воспарял к ее левому соску. И будет взлетать, когда ей стукнет восемьдесят.
— Не нравится мне эта птица, — признался Джесс.
Признание удивило его самого. Неужели он ревнует к татуировке? — нахмурился Джесс. Что за нелепость! Нет, он ревновал к героическому борцу за свободу Италии, ради которого она сделала эту наколку. И мысль о том, что герой мертв, служила слабым утешением.
— Не по душе?
— Да нет, я, в общем-то, не против, — ответил он уклончиво.
Ведь она уже ничего не могла поделать с этой птицей, не так ли? Так стоит ли теперь злиться?
Кэйди рассеянно провела по татуировке пальцами. Джесс напрягся. Он уже потянулся, чтобы обнять ее, когда она вдруг заговорила:
— Я тебе соврала про наколку. Хочешь знать правду?
— Да, конечно, ясное дело, — ему не терпелось выслушать правдивую историю и успокоиться. — Только не думай, будто я в восторге от твоей байки.
— Ха-ха, — горько усмехнулась она. — Боюсь, что правда понравится тебе. еще меньше.
— Сперва я хотел бы послушать. Иди сюда.
Она выглядела такой смущенной, удрученной, что он обнял ее и привлек к себе, усадил поудобнее у себя под боком.
— Ну теперь давай выкладывай.
— Я тебе сказала, что ношу ее в память о своем возлюбленном.
— Да, я помню. Гарибальдиец. Он помогал освобождать Неаполь.
— И ты в это поверил?
Кэйди изумленно заглянула ему в глаза.
— Ну… в общем-то… Да, поверил. А что? Почему бы и нет?
— Да потому что… — Она засмеялась. — Потому что это дурацкая выдумка.
Джесс тоже засмеялся, чтобы ей потрафить.
— Это даже не орел.
— Не орел? Давай-ка посмотрим.
Она распахнула отворот халата и повернулась к свету. Ее грудь была так хороша, что отвлекала внимание. Ему так и не выпало случая изучить татуировку как следует…
Так… Крылья, глаз, клюв, хвост.
— Гм… Ну, если это не орел, тогда что?
— Это… Разве ты не видишь? Это…
Ей почему-то не хотелось самой называть птицу.
— Ну что?
— Это просто чайка, черт бы ее побрал.
— Ах, чайка, — протянул он. — Да, теперь я вижу. Действительно чайка. Вот у нее…
Кэйди запахнула халат, опустила подбородок и обхватила себя руками крест-накрест. Казалось, она сгорает от стыда. Джесс озадаченно посмотрел на нее.
— Ну ладно, начнем сначала, — осторожно заговорил он. — Так как же это получилось, что у тебя на груди татуировка в виде чайки?
— Я была молода, — угрюмо ответила Кэйди. — Я была совсем еще девчонкой.
— Сколько тебе было? Десять? Двенадцать?
— Восемнадцать.
— Ага. Понятно.
— Я встречалась с этим… Нет, сначала надо сказать, что мой отец как раз… Нет, еще раньше умерла моя мать, и я была…
Джесс терпеливо выжидал. Он смотрел не на Кэйди, а на потолок, по опыту зная, что иногда это облегчает признание.
Она вздохнула.
— Я выросла в Портленде. Отец не жил с нами постоянно, приходил и уходил. И никогда не задерживался подолгу.
— А чем он зарабатывал на жизнь?
— Чем придется. В основном, мне кажется, рыбной ловлей. Но он… сильно пил.
— А твоя мать?
— Умерла, когда мне было пятнадцать. Тогда я бросила школу и начала работать. На фабрике по консервированию лососины. Тебе когда-нибудь приходилось консервировать лососину, Джесс?
— Что-то не припомню.
— Что бы ни случилось, как бы низко ты ни пал, как бы сильно ни обнищал, никогда этим не занимайся.
Джесс чувствовал, как легкая дрожь отвращения пробегает по ее телу.
— Не буду, — торжественно обещал он. — Так что было дальше?
— Дальше? Мой отец исчез навсегда. Мне только-только исполнилось восемнадцать, и я познакомилась с этим парнем. Он был совсем еще мальчик.
Наконец-то они подошли к сути дела.
— Как его звали?
— Джейми. Джейми О’Дул.
— Джейми О’Дул.
Джесс улыбнулся, связав две истории воедино. Догадавшись, о чем он думает, Кэйди тихонько засмеялась.
— Ну да, не Джеймс Дуле. Сама не знаю, зачем я соврала.
Она взяла его за руку и начала по одному перебирать пальцы.
— А вообще-то знаю. Дело в том, что настоящая история… одним словом, она приняла довольно-таки скверный оборот. «Неприглядный», как говорила моя мать.
— Но твоя мать считала, что жизнь — это долг.
— Совершенно верно. Именно так она и считала. Порой мне казалось, что я понимаю отца. Мне самой хотелось сбежать.
Джесс осторожно сжал ее руку.
— Извини. Так на чем я остановилась?
— На парне, который был совсем еще ребенком.
— Джейми, он был матросом. Мне он казался настоящим красавцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100