На левом крыле занялась крыша, в правом — огонь проник во второй этаж и вырывался через окна нижнего. Во дворе становилось все светлее.
Вдруг шум в толпе затих. Взоры всех обратились к главному корпусу, еще не тронутому огнем. Там, на третьем этаже, при свете газовых ламп все увидели гигантскую тень человека. Тень двигалась вперед и назад, и там, где она останавливалась, через мгновение становилось светлей. Натянутые на станках ткани и основу, пропитанный маслом пол, деревянные рамы машин — все это с неимоверной быстротой охватывал огонь. Через несколько минут горел уже и третий этаж главного корпуса. Гигантская тень показалась на четвертом этаже, медленно прошла и снова исчезла. Вскоре ее увидели в самом высоком зале, на пятом этаже.
— Это он!.. Это он!.. — говорили в толпе.
Теперь уже вся фабрика была объята пламенем. Из складов хлопка огонь вырывался, как из вулкана, до самых облаков. Из всех окон правого крыла валили дым и огонь; в левом крыле трещала, прогибаясь, крыша. Стекла лопались и со звоном падали вниз. В некоторых пролетах под тяжестью машин проломился пол.
Среди адского грохота, дождя искр и облаков дыма, над морем пламени, охватившем все этажи главного здания, в самом верхнем зале была отчетливо видна человеческая тень. Она двигалась спокойно, не спеша, как наблюдавший за рабочими надсмотрщик. Время от времени она останавливалась у одного из многочисленных окон и глядела — неизвестно, на собравшуюся ли толпу или на особняк.
Вдруг с оглушительным грохотом рухнула крыша левого крыла. Минуту спустя обрушился третий этаж правого крыла. Огромные снопы искр взметнулись вверх. Было светло, как днем. На складе хлопка обвалились сразу два этажа, и на толпу рабочих посыпался дождь горячего пепла. Стало душно. Машины в главном корпусе страшно заскрежетали и повалились набок. Вследствие уменьшившейся нагрузки маховое колесо паровой машины вращалось с бешеной скоростью, издавая звук, похожий на вой. Стены трескались, в одном месте обвалилась труба, и осколки кирпича отлетели к ногам столпившихся людей.
В главном здании дым и огонь минутами застилали пятый этаж, в котором маячила тень человека, спокойно расхаживающего по освещенному залу.
В толпе поднялся грозный ропот, не похожий на человеческие голоса. Люди задвигались, закричали, показывая на окна…
В той стороне, где находилась газовая станция, послышался глухой гул. В зале четвертого этажа лампы ярко вспыхнули — и погасли. Огонь вырывался уже из дымоходов главного корпуса. Все здание затрещало, и с грохотом обрушилось сразу несколько потолков.
Во дворе сделалось так жарко, что толпа подалась назад. Маховое колесо паровой машины вращалось уже медленней и, наконец, совсем остановилось…
На фабрике, еще за час до этого богатой и оживленной, всевластно царил огонь. Пощелкивая, пылали балки, трещали стены, и с глухим гулом падали железные части машин.
Адлер, известный промышленник, в течение нескольких десятилетий яростно боровшийся за существование и скопивший миллионы, по собственной воле похоронил себя под их руинами.
Волна возвратилась, волна возмездия!
Примечания
Повесть впервые опубликована в 1880 году в журнале «Блющ» (начиная с № 30). Первое книжное издание — в 1881 году в сборнике: Б.Прус, Сочинения, изд. Владислава Шульца и К°; в 1890 году этот сборник был переиздан под названием «Первые рассказы».
Прус, посвятивший эту повесть жизни польских рабочих, интересовался проблемой рабочего класса с самого начала своей литературной деятельности. В 1872 году он помещает в журнале «Опекун домовы» («Домашний опекун») статью «Наши рабочие», в которой с большим сочувствием описывает положение рабочих. «Во всякое время года, между 5 и 7 часами утра, когда избранники судьбы крепко спят или возвращаются с веселой забавы, можно встретить людей с узелками и жестянками в руках… По одежде они похожи на нищих, которые знали когда-то лучшие времена, — в действительности же это наши рабочие. Тяжелый труд и еще более тяжелая нужда придают их облику какое-то трагическое выражение, при виде которого душой овладевают жалость и глубокая печаль. И это в основном они заполняют тюрьмы, приюты, больницы и в конце концов — столы анатомических институтов и безымянные могилы». Прус пишет в этой статье и о тяжелых условиях труда польского рабочего, вследствие низкого уровня техники, и о большом рабочем дне. «Меньше других работают на фабрике „Лильпоп и Рау“ — от 6 утра до 6 вечера с перерывом в 1,5 часа, а на фабрике той же фирмы в Сольце — работают только 10 часов».
Известно, что Прус сам работал несколько месяцев на фабрике «Лильпоп и Рау» в 1872 году. Позже он вспоминает об этом: «Я помню, как ходил на фабрику без завтрака, в 6 часов утра, было мне натощак так плохо, что на половине пути я должен был заходить в трактир (единственное, что было в эти часы открыто), чтобы хотя бы обмочить губы в водке. Иначе со мной был бы обморок на работе».
Мария Домбровская в своем предисловии к избранным сочинениям Пруса высказывает мысль о том, что в основу «Возвратной волны» мог лечь случай на фабрике, описанный в одной варшавской газете. «Ежи Корнацкий, — рассказывает М.Домбровская, — узнав, что я хочу писать о Прусе, показал мне заметку, напечатанную в „Пшеглёнде техничном“ в июне 1875 года, высказывая предположение, что описанный здесь случай Прус мог использовать в „Возвратной волне“. В заметке говорится, что 15 апреля 1875 года в Томашове (очевидно, Мазовецком) на фабрике Пюшля произошел взрыв котла в тридцать пять лошадиных сил. И даются следующие подробности катастрофы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27