Первое, что меня поразило на следующее утро после приворота — это то, что от вчерашнего отчаянного желания нравиться Димке у меня не осталось и следа. А Димка в тот день настороженно на меня покосился при встрече и прошел мимо, даже не залепив по обыкновению смачный и обжигающе — больной щелбан. Через минуту кто — то крикнул «Манька — Облигация» и сильно толкнул меня, так что я упала и здорово ударилась головой об батарею у стены. И тут произошло невероятное. Димка кинулся к обидчику и принялся его избивать.В общем, все в школе к обеду знали что Маньку Облигацию так называть больше низзя, только Магдалиной — и никаких сокращений, так же низзя ее колотить, подкладывать кнопки на стул и швырять меловой тряпкой. Из парии я стала королевой.Димку мне до пятого класса, пока меня родители наконец не соизволили забрать к себе, пришлось терпеть. А что делать? Он обеспечивал мне уважение и безопасность.А я после этого стала с утроенным усердием изучать магию. Я осознала, насколько я незащищена в этом поганом мире, населенном здоровенными Димками, и что рассчитывать на кого — то не приходится. Сфотографируй собственное плечо, как я посоветовала сама себе уже будучи взрослой, и опирайся на него, когда станет невмоготу.Через полгода после этого произошел такой случай. Бабы Нины дома не было, она уехала в соседнюю деревню, как издалека приехала женщина, привезя на поклон к бабушке своего мужа.— Вот, — плаксиво сказала гостья, — все анализы в норме, а все деньги только на лекарства уходят. Придуривается, козел. Я б его в жизни не повезла, да он мне всю плешь проел, скорей бы уж помер.И она с ненавистью взглянула на мужика. Я проследила за ее взглядом и ахнула — по всему выходило, что мужик помрет у меня на руках, не дождавшись помощи. Мужик был на кресте. Есть такая порча, очень страшная для проклятого. Кто — то слепил куклу и окрестил ее черной свечой, нарекая именем этого мужика, а потом прибил ее к кресту и отчитал заупокойную. И оставил ее, садист, на сорок дней, чтобы продлить мучения. Обычно эти куколки сжигают на девятый день, после этого человек пострадает месячишко — и готов. Этот же мужик был обречен на полгода.— Тебе страшно? — спросила я тогда мужика.— Всегда, — прохрипел он. — Аж давит.— Да не слушай ты его, придурка, — прошипела женщина, — и вообще, где бабка?И это тоже было последствие порчи — все люди отворачивались от распятого на кресте. Все, даже родная мать, даже любимая жена.— Неприятности были? — снова спросила я.Он слабо кивнул.— Неприятности! — взвилась баба, ей было все равно перед кем драть глотку, — ферма сгорела подчистую, а мне его корми, таблетки покупай! Дочь развелась, соседи в суд подали, а по мелочи сколько всего! И не упомнить, как проклял все кто, а как жили, как жили, никто на селе лучше не жил! Ууу, скотина, скорей бы сдох!Я кивнула головой — все правильно, порча влечет разрушение всего созданного человеком, человек теряет все что нажил.— Да я и сам хочу умереть, только ты да дочь держат, — глухо сказал он.Последний штрих — мысли о самоубийстве. Все верно. И загибается вот так человек, а врачи руками разводят — все в норме было, чего это он так?— В общем так! — повелительно припечатала я. — Вы, женщина, идите — ка в комнату, поспите до утра. А вы, мужчина, скажите свое имя и тоже спать ложитесь.— Иван, — сказал он и я облегченно перевела дух — если б он был каким Эдиком, которых у нас отродясь на деревне не водилось, я бы не смогла помочь. Самое интересное, что не баба, ни мужик со мной спорить не решились, разбрелись по углам, а я выудила из — под клеенки кухонного стола помятую трешку и побежала к соседям, Карасевым.— Баба Аня, пусть Зойка мне сорок яиц продаст, только у меня всего три рубля, хватит? — выпалила я разбуженной Карасихе.Меня и бабку на деревне знали, и она и не подумала разораться, что ее средь ночи подняли. Подняли — значит надо кому — то помочь.— Так я сама их тебе так дам, — сонно моргнула она.— Нет, надо что б купить и у младшей по возрасту, — уперлась я.Через пять минут я уже произвела обмен трех рублей на сетку яиц и побежала в летнюю кухню. Посмотрела на часы — было как раз без десяти три, самое время, и поставила чугунок на газовую плиту. Яйца быстро сварились, я сунула туда скорлупки от яиц с Пасхи и соль с чистого четверга, потом сбегала в сарай, взяла топор и выбрала в курятнике хромоногую пеструшку. Еще час ушел на безрезультатные попытки ее зарубить. Курица, вскоре смирившаяся со своей участью, лежала на чурбачке в кухне, посматривая на меня полуприкрытой пленкой глазом, а я ревела и гладила ее. Ну не могла я ее зарубить, не могла! А яйца так и кипели в чугунке. В конце концов я плюнула и вернулась в дом. Придет бабуля и все сделает.Но бабули дома не было, а мужик глядел на меня больными глазами, глазами человека, который через час умрет. Предсмертная серость уже залила его щеки, заострила нос, и я почувствовала как он мне неприятен. И именно это решило дело, я поднялась, вернулась на кухню, крепко зажмурилась и рубанула по шее все так же лежавшей на боку курицы. Она только дернулась, а я уже держала ее тушку над чугунком и тупо смотрела на стекающие из шеи капли крови в бурлящую воду и читала заклинание, изо всех сил стараясь не зареветь.Потом я вычерпала яйца, взяла фонарик и пошла на кладбище — следовало управиться до утра. Ночь, вроде должно быть страшно — но тогда я даже и не подумала об этом. Потом, став взрослее и из триллеров узнав, что мертвецы имеют обыкновение совершать прогулки под луной — бояться стала жутко. А тогда я спокойненько добежала через лес до кладбища, с фонариком методично обошла его, разыскивая могилы с тезками моего пациента и оставляя там по одному яичку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80