- Больше не на кого, - ответил Седой. - На "дядю Сережу" - слишком опасно, на "дядю Колю" и "дядю Володю" - бессмысленно. Конечно, я могу и ошибаться, но, мне кажется, мы попадем в самую точку.
- Но чем дядя Алеша сможет нам помочь? - спросила Даша. - Он уже на пенсии, и, вообще...
- Он лучше нас сообразит, - сказал Седой. - Хотя один ход даже я представляю.
- Какой? - спросил Димка.
- Тебе никогда не случалось дневник подделывать? Подпись родителей, там, или двойку зачищать? - осведомился Седой.
- Случалось, - признал Димка.
- Вот тогда и соображай! Это нечто вроде подделки дневника... Хотя, может быть, моя идея - полная фигня, и профессиональный разведчик высмеет меня как последнего идиота...
Ребята переглянулись, возмущенные поклепом, который Седой сам на себя возводил. Ни одна идея Седого не может быть полной фигней, в этом они были убеждены!
- В общем, звони, - кивнул Седой Даше.
Даша послушно прошла к телефону и набрала номер.
- Здравствуйте, будьте добры Алексея Васильевича... А, дядя Алеша, это вы? Да, это Даша Крамаренко. Да, папа до сих пор не появлялся, и я очень волнуюсь. Тем более, что здесь оказалось... В общем, вы не могли бы подъехать? Да, чем быстрее, тем лучше. Ну, дело в том, что... Не знаю, как объяснить. Если вы приедете, то сами все увидите - и узнаете. Спасибо большое, я вас жду.
- Молодец! - похвалил Седой, когда Даша положила трубку. - Я забыл предупредить, что тебе надо было сказать: мол, свалился на голову какой-то иностранец, требовал встречи с отцом, и ты подозреваешь, что отец слинял, чтобы не встречаться с этим странным гостем. И хочешь знать, как себя вести, если этот иностранец опять объявится... Но это можно и лично ему сказать, когда он приедет. А так, все нормально... А вот ордена мы уберем. Насчет Героя Союза дядя Алеша, наверно, знает, а вот про израильскую награду даже ему знать не обязательно, я так понимаю. И вообще, все восстановим, как было.
И вот, пока ребята расставляли назад по полкам аргентинские безделушки, открытки и книги, убирали по ящикам серванта проспекты авиакомпаний и другие бумажки, не имеющие ценности, но приятные как память о поездке, Седой убрал коробочки с орденами в тайник за ящиком письменного стола, уложил в конверты "Аргентина" и "Средства" все вынутые бумаги, конверты положил в ящик точно так же, как они лежали в нем прежде, задвинул ящик и куском проволоки запер его.
- Вот так!.. - и окликнул Дашу. - Когда приедет дядя Алеша?
- Я думаю, минут через пятнадцать-двадцать, - ответила девочка. - Он не так далеко живет. Да я в окно его машину увижу, когда он будет во двор заезжать.
Она устроилась у окна кухни, и трое друзей - вместе с ней. А Седой заходил по кварире, руки в брюки, насвистывая очередной мотивчик, потом запел себе под нос, подражая хрипловатому голосу Высоцкого:
Я рос как вся дворовая шпана,
Мы пили водку и орали песни ночью,
И не любили мы Сережку Фомина
За то, что он всегда сосредоточен.
Сидим раз у Сережки Фомина,
Мы у него справляли наши встречи,
И вот о том, что началась война
Сказал нам Молотов в своей известной речи...
Седой подмигнул своему отражению в зеркале и вывел последний куплет:
С победою пришла моя страна,
Как будто с плеч упали тонны груза,
Встречаю я Сережку Фомина,
А он - Герой Советского Союза!..
Допев, Седой продолжал стоять перед зеркалом, созерцая свое смутное отражение так, будто это отражение было Сережкой Фоминым, а сам он - героем песни, дивящимся, что Сережка, про которого все были уверены, что отец-профессор отмажет его от фронта, не только пошел на фронт, но и воевал так, что Героем Союза сделался - можно сказать, всей знакомой шпане нос утер!
И хмурился он, как будто увидел в этом темном отражении - солнце как раз сместилось, и зеркало оказалось в самой тени - нечто очень важное.
- О, черт! - сказал он вдруг. - О, черт!
Он повернулся к друзьям, его глаза сверкали.
- Вот ведь в чем отгадка! - сказал он. - Вот оно!
- Что?.. - друзья, естественно, изумились и ничего не понимали. - Что "оно"?
- То самое! - сказал Седой. - Все у Высоцкого сказано! Эх, как же я раньше не вспомнил, не сообразил!.. Ведь все на поверхности!..
- Хочешь сказать, отгадка - в песне Высоцкого? - даже в голосе Леньки, верного поклонника Седого, прозвучало недоверие.
- В этой - и в написанной в пару к ней. Ведь Высоцкий написал одновременно две песни - как бы дуплетом выстрелил - про человека, который получил Героя Союза по праву, и про человека, который получил Героя Союза не по праву!.. Ну, можно сказать, "плюс" и "минус" через эти две песни замкнул!..
- Погоди!.. - в глазах Даши разгоралось негодование, и из серо-золотистых они превращались в темные, как северное море в грозу. - Ты хочешь сказать, мой отец получил Героя Союза не по праву?..
- Вовсе нет! - Седой так расхохотался, как редко с ним бывало. - Он-то получил абсолютно по праву - как Сережка Фомин! И поэтому его не мог не возмущать герой другой песни - позорник, не имевший на награду никаких прав!
- Но объясни... - начала Даша.
- Потом, все потом!.. - Седой покачивал головой. - Но надо же!.. Это ж надо!..
Видно было, что он потрясен снизошедшим на него неожиданным озарением.
- Вы только не подумайте, что я спятил, - сказал он, немного успокоившись. - Просто теперь я слово могу дать, что Дашин отец - человек чести. Да... - он опять запнулся. - Человек чести... человек чести... пробормотал он, вновь повернувшись к зеркалу. Его темное отражение казалось призраком из былых времен, седая прядь - отблеском пудреного парика, а пиджак - то ли короткой мушкетерской накидкой, то ли пиратской курткой. Позади Седого стоял в углу длинный старомодный зонт, в зеркале ручка зонта смотрелась эфесом шпаги, висящей на боку у отражения, и странно было, что отражение не положит руку на этот эфес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43